Том 10. Пьесы, написанные совместно - [119]

Евлампий. Ого, вот как!

Наташа. Да, правда. Я простая, мало ученая девушка, я знаю меньше вас, но то, что я знаю, я знаю твердо, я смотрю на жизнь и на свои обязанности серьезно, а для вас все шутки и забавы.

Евлампий. Все это высокопарно и смешно.

Наташа. Когда вы меня хотели обмануть, вы говорили еще высокопарней, и вам не казалось это смешно. Ну, пусть я останусь высокопарной, это нужды нет… Я высокопарна, да честная девушка, а вы смешны, потому что, при всей своей хитрости, не умели обмануть меня, неученую, простую.

Евлампий. Да я и не думал обманывать.

Наташа. Нет, нет, думали. Это вы теперь только отнекиваетесь, как вам не удалось. Что уж, не удалось обмануть, не удалось.

Евлампий. Как хотите, так и думайте.

Наташа. Да уж нечего, нечего… Не удалось, поняли вас.

Евлампий. А коли так, откровенность за откровенность. Вы сказали, что думаете обо мне, а я скажу, что думаю о вас. Вы набрались дешевой морали, которую в изобилии отпечатывают в азбуках и прописях, и воображаете, что выше этой премудрости ничего на свете нет. Все-то вам кажется грехом, от всякой малости вы открещиваетесь. Все ваше несчастие в том, что вы не знаете, как порядочные люди живут. Если б вы пожили в образованном обществе, вы бы увидали, что люди самые серьезные не боятся услаждать свою трудовую жизнь разными удовольствиями, что можно задаваться самыми возвышенными целями и в то же время, между прочим…

Наташа. Быть вашей любовницей.

Евлампий. Да хоть бы и так. А теперь пока, извините, для современного человека вы смешны, а главное, скучны: вы способны навести такое уныние, что убежишь от вас за тридевять земель.

Наташа. Так бегите, счастливого пути!

Евлампий. Прощайте! Может быть, и встретимся. Жизнь многому научает, может быть, и вы будете не так суровы.

Наташа. Довольно, довольно! Уходите!

Евлампий. Послушайте, так не говорят; это неучтиво.

Наташа. Уходите, уходите!

Евлампий(пожимая плечами). Впрочем, чего ж и ждать от вас. (Уходит.)

Входит Федосья Ивановна.

III

Наташа (стоит в раздумье), Федосья Ивановна.

Федосья Ивановна. Что ты задумалась?

Наташа. Ах, мне и досадно и стыдно… и самой себя и людей стыдно. Как это я не догадалась!

Федосья Ивановна. Ну да где ж, какой еще разум!

Наташа. А теперь я виновата… и не знаю, куда ж деться от стыда…

Федосья Ивановна. Кто богу не грешен.

Наташа. Да виновата я не перед одними вами, а еще…

Федосья Ивановна. Перед кем же?

Наташа. Перед Медыновым. Я его обижала, и обижала совершенно напрасно… Он говорил мне, что я буду у него прощенья просить, а я не верила, а теперь придется. А стыдно-то как!

Федосья Ивановна. Что ж не попросить, и попроси! Это дело христианское. Он здесь, у меня в огороде, чай пьет.

Наташа. Говорили вы обо мне что-нибудь?

Федосья Ивановна. Сказала, что ты идешь замуж за Щемилова.

Наташа. Что же он?

Федосья Ивановна. Только руками развел; даже слеза его прошибла. «Вот, говорит, охота хомут-то надевать. Кабы она умерла, говорит, так не знаю, больше ли бы я ее жалел, чем теперь».

Наташа(сквозь слезы). Ох, правда.

Федосья Ивановна. «Уж теперь, говорит, я к вам ни ногой».

Наташа. А вы попросите, бабушка, чтобы он зашел на минутку; мне у него прощенья попросить только.

Федосья Ивановна. Хорошо, скажу.

Входит Пелагея Климовна.

IV

Федосья Ивановна, Наташа и Пелагея Климовна.

Пелагея Климовна. Знатно барина-то выпроводила. Я-таки не утерпела, у двери послушала. Только не по-нашему… Меня бы напустить, так я бы его отчитала.

Наташа. Оставьте, маменька, не поминайте мне об этом, прошу вас.

Пелагея Климовна. Уж теперь не буду. (Ласково.) Щемилов приехал, Наташа. Кончать, что ли?

Федосья Ивановна. Щемилов приехал, так я в огород пойду.

Пелагея Климовна. Да оно и лучше, мы и без вас обойдемся. Слава богу, за словом в карман не полезу.

Федосья Ивановна уходит.

Наташа, я думаю, что канитель-то тянуть нечего. Отрезал — и к стороне.

Наташа. Маменька! Я готова все сделать для вас, все, но ведь не могу же я так жить, как он живет. Такая жизнь противна.

Пелагея Климовна. О чем толкует! Да он для молодой жены все сделает.

Наташа. Все ли?

Пелагея Климовна. Все на свете; хоть каждый день балы давай. Как захочешь, так и будешь жить. Себя, говорит, заложу, а отказу ни в чем не будет. Звать, что ль?

Наташа. Зовите.

Пелагея Климовна(целует ее). Давно бы так. Вот теперь вижу, что дочь. Ефим Лукич! Жалуйте-ка сюда.

V

Наташа, Пелагея Климовна и Щемилов.

Щемилов. Жалуем. Чем порадуете?

Пелагея Климовна. А вот уж пускай радость вам та скажет, от кого ее ожидаете.

Щемилов. Это ничего, пущай. Тем для нас приятнее.

Пелагея Климовна. Садитесь рядком да потолкуйте ладком, а мы пойдем проздравление приготовим.

Уходит. Наташа и Щемилов садятся.

Наташа. Ефим Лукич, скажите, как вы на меня смотрите?

Щемилов. Чего лучше требовать нельзя. Вот как смотрю-с!

Наташа. Не в этом дело. Я знаю, вы живете хорошо…

Щемилов(перебивая). Благодарим создателя. А будем еще лучше, как молодая хозяйка подле нас существовать будет. Это насчет съедобного или там нарядов каких… особенное будет.

Наташа. Мне ничего особенного не нужно. Я хочу знать, чего вы требуете от вашей будущей жены?

Щемилов. Диковина! Как чего требую? Знамо, чтоб хозяйка своему дому была и чтоб насчет закону все как следует, — по заведенному. Сказано: муж и жена, ну чтоб так оно и было. Боле чего еще? Ну, чтоб из повиновения ни боже мой! А в случае, чего боже сохрани, — чтоб сейчас и повинная. Потому, кто винится — я мягок. Конечно, не в рассуждении чего там… к примеру ежели… на стороне… а то и не живи на свете… во как! Что ж, чего тут? Со мной просто; как у людей, так и у нас.