Том 10. Господа «ташкентцы». Дневник провинциала - [338]

Как бы то ни было, но насмешки над моей педагогической методою не имеют никакого основания. Поводом для них послужила рутинность приемов и еще воспоминание о педагогах доброго старого времени, над которыми действительно много смеялись и в повестях и в жизни. Но не надо забывать, что времена значительно переменились. Старинные педагоги прибегали к своим приемам в наивности сердца своего; это были педанты, которые в схоластике видели гимнастику для ума. Мы же возобновляем старинные схоластические приемы совсем не с этой целью, а в видах [рации] [буйному] духу времени. Поэтому ежели старинная педагогика была бесцельна и смешна, то новейшая педагогика при том же содержании и тех же приемах должна быть сильна и страшна.

3. Перебеленный текст рукописи 2 с значительными исправлениями, до слов: «…оставив меня в жертву этому странному существу»[790]. Судя по содержанию последнего абзаца, продолжением данной рукописи должен был служить рассказ Елеонского о его «педагогическом плане» (см. вариант рукописи 2), возможно, в переработанном виде.

Второй фрагмент представлен четырьмя последовательными рукописными вариантами, отличающимися друг от друга некоторыми добавлениями:

1. Перебеленный текст не дошедшего до нас черновика с многочисленными исправлениями, от слов: «Утро. В больнице царствует загадочное движение…» до слов: «…наши рабы верны, когда мы сами чувствуем себя властными и несокрушимыми»[791]. На полях — конспективные карандашные записи, относящиеся к развитию сюжета.

2. Перебеленный текст начала рукописи 1 с многочисленными исправлениями, от слов: «Утро. В больнице царствует загадочное движение…» до слов: «…Ужели для того, чтобы быть взятым с оружием в руках… в сумасшедшем доме?!»[792]

3. Перебеленный текст рукописей 2 (начало) и 1 (продолжение) с многочисленными исправлениями и дополнениями, переходящий в другую редакцию, от слов: «В больнице царствует загадочное движение…» до слов: «…которых не тронула ее коса — вы видите перед собой…»[793] Конец рукописи от слов: «Да, Иван Карлыч, желательно бы»[794] впервые опубликован в газете «Литературный Ленинград», 1934, 14 мая, № 22 (44).

4. Перебеленный текст рукописи 3 с исправлениями, переходящий в другую редакцию, от слов: «С раннего утра в больнице царствует загадочное движение…» до слов: «…я назначаю вас главным бунтовщиком!» Конец рукописи 3 после слов: «Вы, господа, вероятно, бунтовать желаете?» от слов: «Да, Иван Карлыч, желательно бы!» заменен в данной рукописи, возможно по цензурным соображениям, следующим вариантом.

— Однако, шпионы-то ваши не дремлют! — с дерзостью выступила вперед одна из тех мрачных личностей, которые на воле называются коноводами и зачинщиками.

Я взглянул на [этого человека] нахала: рожа у него была совершенно разбойничья!

— Господин Соловейчиков! ваш дерзкий поступок не остается безнаказанным! — твердо сказал доктор, — господа консерваторы! наденьте на господина Соловеичикова рукавицы и уведите его в уединенный номер.

В одну минуту вся толпа сумасшедших бросилась на Соловеичикова и чуть не растерзала его. Только двое оставались [очевидно, радикалы] в стороне и угрюмо смотрели на эту сцену.

— Ввиду такого важного акта, как бунт, происшествие, случившееся с г. Соловейчиковым, — очень кстати! — продолжал доктор. — Обыкновенно такие происшествия случаются после бунта, при так называемой переборке, у нас же оно случилось как раз наоборот. Я очень рад этому, потому что участь, постигшая преступника, должна внушить вам спасительный страх, господа! Но пусть знают «злые» [доктор искоса взглянул на двоих радикалов], что око правосудия не дремлет, и пусть трепещут заранее! Затем, господа, я ничего не имею против бунта… с тем, разумеется, что он будет происходить в совершенном порядке. А для того, чтобы окончательно устранить все недоразумения, я считаю нелишним указать вам, господа, на лицо, которое будет руководить вами в ваших бунтовских действиях. Господин Морковкин! вы так долго служили предводителем до поступления в наше заведение, что бунтовские порядки должны быть известны вам в совершенстве! Я назначаю вас главным бунтовщиком![795]

Впервые рукопись 4 опубликована в журнале «Всемирная иллюстрация», 1914, 23 марта, № 3, стр. 39–40, в статье В. П. Кранихфельда «Щедрин по новым раскопкам».

В настоящем издании первый фрагмент главы III публикуется по тексту рукописи 3, второй фрагмент — по тексту рукописи» 4 (от слов: «С раннего утра в больнице царствует загадочное движение…» до слов: «…Вы, господа, вероятно, бунтовать желаете? — совершенно спокойно обратился он к обществу сумасшедших» (см. стр. 653) и рукописи 3 от слов: «Да, Иван Карлыч, желательно бы!» — до слов: «…вы, видите перед собой» (см. стр. 654).

Опубликованные две первые главы «В больнице для умалишенных» не встретили сочувствия критики. Почти все газеты (за исключением кратких положительных замечаний в «Камско-волжской газете» и «Сыне отечества»)[796] поместили отрицательные отзывы, в которых эти главы трактовались как шуточное произведение, лишенное художественных достоинств и сатирического значения «Дневника провинциала». Так, литературный обозреватель газеты «Азовский вестник» писал: «Увлекшись, по-видимому, успехом своего прошлогоднего «Дневника провинциала в Петербурге», г. Щедрин предпринял теперь продолжение его, под заглавием «В больнице для умалишенных». Но последнее, не имея и тени достоинств «Дневника», не представляет ничего, кроме бессодержательной болтовни, которой прямое место было бы в фельетоне «Петербургской газеты» или и «Развлечении». Мы посоветовали бы даровитому сатирику поискать нового предмета для своего пера»