Том 10. Дживс и Вустер - [137]

— Чрезвычайно любезно с их стороны.

— У тебя есть чистый воротничок?

— Даже несколько, и в придачу к ним безукоризненно белые рубашки.

— Только не надевай галстук клуба «Трутней».

— Разумеется, не надену, — пообещал я. Дело в том, что галстук члена клуба «Трутней», пожалуй, имеет один изъян, он слишком бросается в глаза, и в нем противопоказано появляться перед нервными людьми и инвалидами, а я не знал, относится ли миссис Брискоу к их числу. — В котором часу застолье?

— В половине второго.

— Явлюсь при полном параде.

Судя по приглашению, среди местного населения царил Дух добрососедства, что не могло не радовать, и я поделился своими наблюдениями с Дживсом.

— Похоже, эти Брискоу— славные ребята.

— Полагаю, они оставляют чувство должного удовлетворения, сэр.

— Тетя Далия не сказала, где они живут.

— В Эгсфорд-Холле, сэр.

— Как туда добраться?

— Сначала по главной деревенской улице до проезжей дороги, а там повернуть налево. Этот дом нельзя не заметить. Он большой и окружен обширным парком. Идти туда около полутора миль, если вы намереваетесь пройти пешком.

— Пожалуй, да. Так бы и Мергэтройд посоветовал. А вы в мое отсутствие, как я понимаю, пойдете общаться с тетей? Вы с ней еще не виделись?

— Нет, сэр. Я узнал от леди за стойкой в «Гусе и кузнечике», куда я заглянул вечером в день приезда, что она уехала в Ливерпуль на отдых.

В Ливерпуль, черт возьми! Порой складывается такое впечатление, что тетки живут только ради собственного удовольствия.

Я вышел заранее. Если эти Брискоу так жаждут моего общества, то я готов предоставить им его в изобилии.

Дойдя до проезжей дороги, откуда, по словам Дживса, следовало повернуть налево, я подумал, что не мешает проверить, правильно ли я иду. Дживс говорил уверенно, но всегда нелишне выслушать и другое мнение. И представьте себе, Дживс ошибся! Я обратился к встречному долгожителю — все обитатели Мейден-Эгсфорда казались полутора-столетними — несомненно, по причине чистого воздуха, — и спросил, в какую сторону поворачивать к Эгсфорд-Корту, и он сказал направо. Выходит, даже Дживс может дать маху.

В одном, однако, он оказался прав. По его словам, я должен был, пройдя полторы мили, увидеть большой дом, окруженный обширным парком, и, похоже, я прошел примерно такое расстояние, когда показался большой дом и вокруг него парк в полном соответствии с описанием Дживса. За воротами начиналась длинная подъездная аллея, и я было пошел по ней, но потом сообразил, что могу сократить себе путь, если пойду напрямик, потому что дом, видневшийся за деревьями, был на значительном отдалении к северо-северо-востоку. Подъездные аллеи не без умысла делают извилистыми, чтобы произвести впечатление на посетителей. Господи помилуй, подумает какой-нибудь гость, да эта дорога тянется а целых три четверти мили, ну и богач здесь живет.

Не помню, напевал я или нет, — скорее всего, насвистывал, — но так или иначе, продвигался я быстро и только поравнялся с сооружением, похожим на конюшню, как вдруг неведомо откуда появилась кошка.

Окрас у нее был довольно своеобразный, туловище в целом черное, но на боках — белые разводы и белый кончик носа. Я пощелкал языком и покрутил пальцами, как всегда в таких случаях, и кошка, подняв хвост, подошла и потерлась мордочкой о мою ногу, давая понять, что признала в Бертраме Вустере родственную душу и свойского парня.

Кошачья интуиция ее не подвела. Еще в детстве я наизусть выучил один стишок, — не знаю, кто его автор, наверное, Шекспир, — он звучит следующим образом:

У моей любимой киски шерстка мягкая, как шелк.

Не тяни ее за хвост, не получишь лапой в нос.

И всю свою жизнь я следовал этому принципу. Спросите любую мою знакомую кошку, как я отношусь к кошачьему племени, и вам скажут, что я по-настоящему добрый малый и мне можно довериться без всякого опасения. А те, кто знает меня ближе, например кот тети Далии Огастус, еще добавляют, что я ловко умею почесать за ушком.

Эту кошку я тоже почесал за ушком, и такой знак внимания ей явно пришелся по нраву. Она замурлыкала, словно заворчал дальний гром. Когда таким образом между нами установились сердечные отношения, я перешел, так сказать, к следующему этапу, то есть взял кошку на руки, чтобы пощекотать ей брюшко, как вдруг небеса содрогнулись от зычного возгласа: «Эй!».

Сказать «Эй» можно по-разному. В Америке это любезная форма обращения, и она нередко заменяет такое приветствие, как «Доброе утро». Встречаются двое друзей. Один говорит: «Эй, Билл». И тот в ответ: «Эй, Джордж». Потом спрашивает: «Ну, как тебе эта жара?», Джордж отвечает, что плохо переносит не столько жару, сколько влажность, и после каждый идет своей дорогой.

Но этот оклик «Эй!» прозвучал совсем иначе. Нецивилизованные дикари, с которыми якшается майор Планк, бросаясь в бой, наверное, все-таки не кричат «Эй!», но если бы кричали, то, я думаю, это был бы такой же грубый рев, от которого у меня сейчас едва не лопнули барабанные перепонки. Оборачиваюсь и вижу краснолицего коротышку, угрожающе помахивающего арапником, что мне вовсе не понравилось. Эти арапники я невзлюбил еще с тех пор, как мальчишкой был застигнут дядей за курением его дорогой сигары, и он с хлыстом в руке гнал меня добрых полторы мили по пересеченной местности. У меня до сих пор в холодную погоду ноют старые раны.