Том 1. Здравствуй, путь! - [7]

Задумана была книга более трех десятков лет тому назад, неторопливо додумывалась, замысел претерпевал последовательные, совершенствующие его изменения.

Превосходен, богат самоцветами народной речи, народными красками и мотивами язык произведения.

В романе три большие, переплетающиеся между собой темы.

Удивительная история самородка Ивана Рогоманова (Ивана — Пройди свет), освещенная пафосом покорения неизведанного, хождения по непроторенным путям, богатырской удали, радостного жизнеутверждения.

Тема великой неукротимой реки Енисея — истинного брата океана.

Живописны, динамичны «портретные» штрихи образа Енисея:

«Енисей бежал широкой, километра в два, и неоглядно длинной полосой, похожей на взъерошенную клочковатую баранью шкуру льдисто-снежной искрящейся шерсти. Клочковатость, взъерошенность были следами той жестокой битвы между льдом и водой, которая разгорается на Енисее каждую осень во время ледостава, когда с Севера упрямо наступает лед, а идущая встречь огромная теплая река яро ломает его, становит «козлами», громоздит многоэтажными торосами, ледяными горами».

Третья тема — история создания книг писателя, искусно вплетенная в повествование. В связи с этой темой в романе много деталей автобиографического характера.

Романтикой и поэзией дышит рассказ автора о своих творческих поисках:

«Енисей прошел сквозь всю мою жизнь. Сначала я мечтал о нем, потом сделал своей главной литературной дорогой… Десятки лет енисейские воды то «качали» меня по всему судоходному плесу, то «выбрасывали» в тайгу, тундру, степи, горы. Жил по-разному: водником, лесогоном, геологом, коневодом, строителем, рыбаком…

Можно подумать, что такая жизнь мучительна. Ничего подобного. Она полна радостей. Ведь всякий труд и всякий путь дарил мне свою особую радость. Иногда бывало нелегко, но ведь легкое мило только больным и хилым, а здоровому, сильному интересней жить трудно. От большого труда и радость большая. Мои скитания наградили меня таким, что дается не всякому — счастьем первооткрывателя, первопроходчества, называния безымянного».

Один из старейших наших прозаиков создал произведение, удивительно молодое по духу и столь же радующее читателя своим искусством многоопытного мастера, он напитал его подлинной романтикой дружбы и борьбы, населил людьми с самобытными народными характерами.

Первое, что встречает читателя в романе «Ветер жизни» (1975), это образный народный русский язык, в меру расцвеченный элементами речи, присущими жителям Севера.

Повествование здесь не содержит напряженного сюжета, который приковывал бы к себе внимание. Оно течет плавно, неспешно, увлекает картинами нравов, быта, обычаев северной старины, изображением незаурядных характеров, точным знанием жизненного материала, подмеченными драгоценными подробностями.

Оживают перед читателем давние годы, вятская земля времен детства писателя, село Дубки, лежащее на «Сибирке», — дороге, по которой гнали в Сибирь каторжан, по которой устремлялся в дальние сибирские края поток переселенцев:

«— Ох и наказание же — эта дорога! Дня не проходит без беды. Угораздило же вас, тятенька, выбрать местечко. Хуже, беспокойнее, пожалуй, на всей земле нету», — ругает свекра сноха Варвара. Он отвечает: «А ты много видала ее, земли-то? Не я выбирал, нужда выбрала, — беззубо шамкает Евдоким. — Нужда нашей жизнью правит. С нее спрашивай».

Один частный, казалось бы, штрих, а он сразу характеризует судьбы сотен тысяч сел и деревень царской России, судьбу крестьянства, всего трудового люда Российской империи. Емкими изобразительными средствами Кожевникову удается проникнуть в самую суть явлений.

Наглядно раскрывает автор смысл царского манифеста о «воле» крепостного крестьянства:

«Вот как ослобонили. Если бы только от барина, а тут и от земли, и от сохи, и от воды, и от родного крова, и отеческих могил. Наградили большой дорогой да ветром…»

Сломалась у горемыки-поселенца, тянущегося в Сибирь, тележная ось — и возникает картина народного бедствия, с цепкой, истинно художнической деталью. Ось починили — «и старая, пепельно-темная, пропыленная телега влилась в поток таких же чумазых дорожных тружениц. Весь тележный поток выглядел как мутная вешняя река, по которой плывет единственная белоснежная льдина — березовая ось, сделанная Герасимом».

Вот из таких точных деталей складывается полотно, изображающее людское половодье, понесшее множество переселенцев в далекую, манившую миражами воли и удачи Сибирь. О путях и горьких человеческих судьбах и рассказывает эта книга.

Особое внимание привлекает образ Миши, младшего из обширной семьи Барановых, в нем мы узнаем юношу Алешу Кожевникова. Интересны Мишины друзья-сверстники, «хозяин улицы» Васильваныч и Сашка Летягин.

История семьи Летягиных включает в себя отлично написанную сцену проводов крестьянина на непонятную, чуждую ему японскую войну:

«— Ш-ш… не надо. — Отец посадил парня рядом с собой, на лавку, где уже сидела мать с дочурками, прижал его головенку к своей груди. — Не надо плакать. Ты ведь большой…

В улице снова крикнули:

— Эй, Летяга!

Кузнец обнял жену и ребятишек, сразу всех одной охапкой, перецеловал и сказал: