Том 1. Уэверли - [166]

— Ты советуешь мне бежать? Скорее умру, чем соглашусь, — сказал Эдуард. — А ты-то сам что думаешь делать?

— О, — ответил Фёргюс уныло, — моя судьба уже решена. Еще сегодня я буду или убит, или взят в плен.

— С чего ты это взял? — сказал Эдуард. — Противник отстал от нас на целый дневной переход, а если он и подойдет к нам, то сил, чтобы дать ему отпор, у нас хватит. Вспомни Глэдсмюр.

— А все же то, что я тебе говорю, — правда, во всяком случае в том, что касается меня.

— И на чем ты основываешь такие мрачные предсказания? — спросил Уэверли.

— На том, что никогда не обманывало никого в нашем роду. Я видел, — произнес он, понизив голос, — Бодах Глас.

— Бодах Глас?

— Да. Неужели ты столько времени прожил в Гленнакуойхе — и никогда не слышал о Сером призраке? Хотя, правда, у нас об этом не очень любят говорить.

— Нет, никогда.

— Да, эту историю тебе лучше было бы выслушать от бедной Флоры. Конечно, если бы эта вершина звалась Бенмор, а то длинное голубое озеро, что доходит до гор, — Лох Тэй или было хотя бы моим собственным Лох ан Ри, местность более гармонировала бы с моим рассказом. Ну что же, присядем на этот бугор, даже Сэдлбэк и Аллзуотер более подходят к тому, что я собираюсь тебе сообщить, нежели английские стриженые изгороди, заборы и фермы. Так вот, слушай. Когда один из моих предков разорил Нортумберленд, в этом набеге он объединился со своего рода вожаком — или предводителем — банды, составленной из южан пограничной области, по имени Хэлберт-холл. На обратном, пути через Чевиотские горы они поссорились по поводу дележа огромной добычи, которую захватили, и от слов перешли к драке. Южане были перебиты все до единого, последним пал их вожак, весь израненный мечом моего предка. С этих пор его призрак всегда является старшему в роде Вих Иан Вора, когда тому угрожает какое-нибудь великое несчастье, но особенно перед смертью. Мой отец видел его дважды: раз перед тем, как попал в плен при Шериф-мюре; другой — утром того дня, когда умер.

— Как ты можешь, дорогой Фёргюс, рассказывать с серьезным видом такой вздор?

— Верить я тебя не прошу, но я говорю тебе правду, проверенную по крайней мере за триста лет; а прошлой ночью я видел этот призрак собственными глазами.

— Расскажи, ради бога, со всеми подробностями!— воскликнул Уэверли.

— Хорошо, но при условии, что ты не будешь шутить над этими вещами. Так вот, с того времени, как началось это несчастное отступление, мне почти не давали спать мысли о моем клане, о падении моего рода и об этом несчастном принце, которого они тащат за собой, как собачку на привязи, не обращая внимания на то, хочет он идти или нет. Прошлую ночь я чувствовал такое возбуждение, что решил выйти прогуляться, в надежде что свежий морозный воздух укрепит мои нервы... если бы ты знал, как неприятно мне рассказывать тебе все это, сознавая, что ты вряд ли поверишь моим словам... Но, как бы то ни было, я перешел по дощечке через соседний ручей и стал прохаживаться взад и вперед, как вдруг в ярком свете луны с удивлением заметил высокую фигуру в сером пледе, который обычно носят пастухи на юге Шотландии. Я пробовал идти то быстрее, то медленнее, но фигура держалась передо мной точно в четырех шагах.

— Тебе, вероятно, попался камберлендский крестьянин в своей обычной одежде.

— Нет. Сначала я так и подумал и изумился, что этот человек имел наглость ко мне привязаться. Я его окликнул, но ответа не последовало. Я почувствовал, что сердце у меня начинает тревожно биться, и, чтобы проверить, действительно ли передо мной то, чего я так боялся, я остановился и стал поворачиваться на все четыре стороны, и, господи, в какую бы сторону я ни смотрел, фигура немедленно оказывалась у меня перед глазами в точности на том же расстоянии! Тогда я убедился, что это Бодах Глас. Волосы у меня стали дыбом и колени затряслись. Однако я собрал все свое мужество и решил вернуться в лагерь. Мой зловещий спутник скользил передо мной (так как нельзя сказать, что он шел), пока мы не добрались до мостика. Тут он остановился и обратился ко мне лицом. Я должен был либо идти вперед, либо пройти мимо него так же близко, как я теперь от тебя. Я знал, что смерть моя все равно близка, и это придало мне отчаянную смелость: я выбрал мостик. Я перекрестился, выхватил палаш и произнес: «Заклинаю тебя именем божьим, злой дух, уступи дорогу!» — «Вих Иан Вор, — ответил призрак голосом, от которого у меня кровь застыла в жилах,— берегись завтрашнего дня!» В этот момент мне казалось, что он стоит не дальше как на шаг от конца моего меча; но не успел он произнести этих слов, как мгновенно растаял, и ничто больше не преграждало мне пути. Я вернулся домой, бросился на кровать и провел несколько часов в мучительном состоянии. Нынче утром, поскольку о близости противника никто не слышал, я сел на коня и поехал к тебе, чтобы загладить свою вину. Мне не хотелось бы умереть, не помирившись с другом, которого я обидел.

Эдуард ничуть не сомневался, что призрак был плодом физического истощения и моральной подавленности Мак-Ивора в сочетании с суеверием, свойственным решительно всем гайлэндцам. Это не мешало ему искренне жалеть его. Теперь, когда на Фёргюса посыпались несчастья, все прежние чувства снова нахлынули на него. Чтобы отвлечь друга от мрачных мыслей, он предложил ему, с разрешения барона (который, он был уверен, не откажет ему в его просьбе), не уходить от него, пока отряд Фёргюса не доберется до их деревни, а потом идти вместе, как прежде. Мак-Ивор был, по-видимому, очень доволен, но не мог решиться принять это предложение.