Том 1. Стихотворения, 1908–1917 - [78]

Дать могли такой отбой,

Что, проученной нещадно,

Впредь ей было б неповадно

Злую пасть совать туда,

Где была уж ей беда.

   Но иное повелося:

«Умных» много развелося –

Клим умнее, чем Корней,

А Ерема всех умней.

Эх, Ерема, ты, Ерема!

Посидеть ты любишь дома,

Любишь, вылезши на печь,

Повести такую речь:

«То бы можно, это б можно.

Только очень осторожно.

Темный очень мы народ.

Что мы стоим без господ?

То – бурьян, а то – гвоздика.

Мужика ты посади-ка

В Государственный совет:

Выйдет толк какой аль нет?

Править царством – эки бредни!

Дело это – так намедни

Говорил отец Фома –

Не мужицкого ума.

Господа промеж собою

Пусть бы тешились борьбою:

Для кого настал черед,

Тот и власть пускай берет.

Нам-то в спор почто соваться?

(То-бишь, с печкой расставаться!)

Наше дело сторона.

   Птица требует зерна,

Конь – овса, корова – сена,

Ну, а нам какого хрена?

Мы без бар, что без голов:

Натворим таких делов!

Баре знают все науки,

Стало, им и книги в руки.

Бар сумели мы пугнуть,

Да без них нам не шагнуть.

Чем нам с барами кориться,

Надоть барам покориться.

Пусть их – выберут царя;

В этом, правду говоря,

Нет особенной напасти:

Без такой, сякой ли власти

С нами сладить мудрено.

Так не все ли нам равно,

Кто телегу с места сдвинет,

Кто на нас узду накинет

И, зажав нам крепко рты,

С нас начнет снимать порты?

Ну, а может, и не снимет?

Скажем, подати поднимет,

Соль обложит да табак,

Заведет сплошной кабак,

Чтоб деньга текла в столицу,

Но… помещичью землицу,

Что прибрали мы к рукам,

Всю оставит мужикам.

Тот, кто землю нам оставит,

Пусть, как хочет, нами правит.

Нам – землицу! А права…

Это все нам трын-трава!»

   Так судачит дока с докой,

Кум Ерема с кумом Фокой.

Тот, кто думает не так,

Удивительный чудак

Иль дурак, сказать прямее!

Покопайтесь в Еремее:

Он вперед уж ни на шаг!

В нем растет наш новый враг.

У него – назад оглядка.

Он устал от «беспорядка»:

Не дают ему жевать

То, что он успел «урвать»;

Он ушел от буйной голи,

С ней не делит хлеба-соли,

И бунтующий батрак

Для него – «Иван-дурак»!

   Ой вы, братцы, вы, Иваны,

Вы, дырявые карманы,

Непокорные чубы, –

Вы не кончили борьбы!

Далека еще победа,

Потрясите-ка соседа,

Поспрашайте на духу:

Чью хлебает он уху?

Не объелся ли он слишком,

Не мозгует ли умишком,

Как бы, мол, не опоздать –

«Дураков» всех обуздать?

А не время ль вам, ребятки,

Заводить свои порядки,

Чтоб никто потом не смог

Вас согнуть в бараний рог?

   Батраки, сомкнитесь дружно!

Нам спаяться крепче нужно,

Общей силой приналечь,

Чтобы волю уберечь.

   Не сдается наше горе!

Может быть, его мы вскоре,

Став ногой ему на грудь,

И осилим как-нибудь.

Общей силой приналяжем,

С ног собьем и крепко свяжем,

В цепи горе закуем

И повалим в гроб живьем.

   Тешусь, братцы, я не блажью,

Верю я, что силу вражью

Мы сразим. Хотя пока

И трещат у нас бока.

   Горе мы вскормили сами.

Горе крепло не часами:

Пот и кровь спокон веков

Выжимало с бедняков.

Горе чертово могуче –

И могуче и живуче,

Стоголовый злой дракон.

У дракона – свой закон,

И жрецы, и храмы. Словом,

Вы в драконе стоголовом

Обретете с двух шагов

Сразу всех своих врагов.

Горе их в одно спаяло;

Все, на ком оно стояло,

Кем держалося оно,

Нынче спаяны в одно;

Злой вампир – банкир брюхатый,

Изувер – монах патлатый,

Поп – мошенник продувной,

Губернатор отставной,

Генерал, лишенный чина,

Разорившийся купчина,

Враль – продажная строка,

Содержатель кабака,

Услужающий молодчик,

Фабрикант, горнозаводчик,

Все, кто шлепнул сверху вниз,

Всякий барский блюдолиз,

Музыкант, артист свободный,

Адвокат и доктор модный,

Шулер, маклер, интендант,

Инженер, судейский франт,

Канцелярский воротила,

Промотавшийся кутила,

Золотушный князь, барон, –

Прут на нас со всех сторон!

Это всё – шмара людская,

Тля обжорно-плутовская.

Много этой гнусной тли

Мы на нет теперь свели.

Тля бессильна, но задорна

И на пакости проворна,

А все пакости ее:

Оголтелое вранье

В бойкой уличной газетке,

Там же – шпилька в злой заметке;

Темный слух из уст в уста

Где-нибудь среди хвоста

У лавчонки, у торговки,

У трамвайной остановки.

Коль объявится порой

У трусливой тли «герой»,

То – у тли такое свойство! –

В том все тлиное геройство:

Чтобы ей не пропадать,

Лучше родину продать

Интервенту-иноземцу,

Все равно, японцу, немцу.

Чтоб исправить свой конфуз,

С чертом хоть вступить в союз

Тля геройская готова,

Только б власть вернуть ей снова,

Только б кто-то ей помог

Нас согнуть в бараний рот.

Тля «геройски» рвется к бою,

Чуя силу за собою,

Силу, знамо, не свою.

Нынче тля в родном краю

Замелькала суетливо:

Сколотить спешит ретиво

Для себя оплот иной,

Чтоб идти на нас войной.

С кем же злая тля связалась?

Чья утроба тут сказалась?

Кто для тли теперь оплот?

   – Деревенский живоглот!

Мироед – не только старый,

Старый – зол, но самый ярый,

Настоящий лютый змей,

Это кум наш Еремей.

Он оперился недавно,

Он успел пограбить славно.

Грабил – тут же с рук сбывал

Да карманы набивал.

Что имел Ерема ране?

Мышь издохшую в чулане,

Веник сломанный в избе

И добра, что на себе.

Нынче – выбился он в люди:

У жены, что ведра, груди,

Шаль-китайка на плечах,

Огонек живой в очах;

Кум – вошел приметно в тело,

Ходит твердо, смотрит смело,

Как появится на сход –

Кулакам всем коновод.

Уж бедняк ему не пара:

«Моего не трожь амбара!»

А в амбаре у него

Понапрятано всего!

Ой вы, братцы, тетки, дяди,