Том 1. Стихотворения, 1908–1917 - [62]

VIII

Все в стихах выходит гладко,

А на деле – ой, не сладко!

Не пирог был на меду –

Жизнь в пятнадцатом году.

Но к чему – скажу я честно –

Повторять, что всем известно:

Быль худую повторять,

Злые раны ковырять?

   Не вернуть Карпат нам снова,

Не видать нам больше Львова.

Что в чужое взор вперять?

Своего б не растерять.

А потеряно немало.

Наше войско отступало

Из залитых кровью мест.

Сдали Люблин, Холм и Брест, –

Уничтожив переправы,

Отошли из-под Варшавы;

Потеряли Осовец;

Сдали Ковно под конец.

Фронт прорвавши нам под Вильно,

Потрепал нас немец сильно,

Выбивал нас, как мышей,

Из болот и из траншей, –

Искалеченных, недужных,

Тощих, рваных, безоружных,

Виноватых без вины,

Гнал до самой до Двины.

   От дальнейшего отхода

Нас спасла лишь непогода,

Дождь осенний проливной.

   Вот как шли дела с войной!

IX

Всюду – слухи, всюду – толки,

Как у нашего Миколки,

Православного царя,

Мозгу, правду говоря…

Нету мозгу, есть замашки –

Больше все насчет рюмашки.

Царь допреж того гулял,

Дядя ж фронтом управлял,

До Двины ж когда доправил,

Царь от дел его отставил

И – ликуй Расея вся! –

Фронтом править сам взялся

(Кой-кого пред тем повесил).

   В ставке царь и пьян и весел,

А царица той порой

Занялась другой игрой:

Хоть в мешке не спрятать шила,

Но досель она грешила,

Как-никак – исподтишка,

Заведя себе дружка.

Про Распутина про Гришку

Написал уж кто-то книжку,

Раскопал всю грязь до дна, –

Срамота, скажу, одна.

Царь, доверившись супруге,

Сам души не чаял в «друге».

Был царев о Гришке суд:

Гришка – божий-де сосуд!

А когда, себе на горе,

Царь в воинственном задоре,

Дома бросивши жену,

Снарядился на войну,

Гришка с царскою женою

Грозно правил всей страною.

   У Гришухи круглый год

Мироносиц хоровод,

Раздушенных, оголенных,

Блудной страстью воспаленных.

Стая целая графинь,

Дам придворных да княгинь

За «божественным сосудом»

Бродит всюду, как за чудом,

Ждет божественных утех,

А царица – пуще всех!

X

Государственная дума

Коротала век без шума,

Зашумела лишь тогда.

Как надвинулась беда.

Дума выла-голосила,

Царя-батюшку просила:

«Государь ты наш, отец,

Пожалей нас наконец!

Нам немногого и надо:

Собери лишь наше стадо

(То-бишь думских главарей!)

На совет большой скорей

Пред разрухой, нам грозящей.

Для твоей для славы вящей

Напряжем охотно мы

Наши мудрые умы:

Пусть стране родной привычно

Горе мыкать горемычно, –

Ей лихую тяготу

Больше несть невмоготу.

Объяви своим указом,

Что твоим мы будем глазом,

Что пред нами на правеж

Ты поставишь всех вельмож.

В огражденье от напасти

Нам не нужно вовсе власти,

Весь наш лозунг и пароль:

Лишь контроль! Один контроль!»

Царь – к жене. Жена – за Гришку.

Гришка – Штюрмера подмышку[13].

«Вот шта, милай: так и так.

Сам смекаешь: не дурак!»

      Бюрократ

         Говорит:

      «Оч-чень рад!

         Говорит,

      Дума… что ж!..

         Говорит,

      Отчего ж!.

         Говорит,

      Нам она,

         Говорит,

      Не страшна,

         Говорит,

      На нее,

         Говорит,

      Мы… таё…

         Говорит,

      Есть клещи,

         Говорит,

      Не взыщи,

         Говорит,

      Тишь да гладь?

         Говорит,

      Будем ждать!

         Говорит,

      Если ж бунт,

         Говорит,

      Мы в секунт,

         Говорит,

      Теремок,

         Говорит,

      На замок!

         Говорит,

      Не впервой,

         Говорит,

      Будет вой?

         Говорит,

      Ну, так что-с?

         Говорит,

      Все равно-с!» –

         Говорит.

XI

Штюрмер Думу полонил,

Штюрмер Думу опьянил

Нежно-сладкими словами:

«Мы да вы! Да мы-ста с вами!»

Врал, оскаливши зубок,

Что лиса на колобок.

«Колобок»[14]

Помнил колобок иную пору,

Когда шли дела его в гору,

Когда был он буйным да веселым,

Когда по городам и селам

Только про колобок и было разговору:

Уж и такой-то он и такой,

Что не взять его голой рукой,

Не погнать на чужих вожжах:

Не на таких колобок заквашен дрожжах,

Не на таком, дескать, заквашен тесте!

Да не удержался колобок на прежнем месте –

Сорвался вниз, покатился,

Невесть где очутился:

В луже – не в луже,

Может, где и похуже.

А колобку и такое место любо!

«Авось тут никто не пихнет меня грубо,

Укреплюсь в этом месте я прочно!»

Ан глядь, как нарочно,

Валит на колобок персона

Деликатного фасона:

«Здравствуй, – говорит, – колобок!

Здравствуй, голубок!

Да какой же ты хорошенькой!

Да какой же ты пригоженькой!

Пригожей тебя и на свете нет!»

Колобок на то персоне в ответ:

«Я по селам скребен,

По городам метен,

На циркулярах мешан

Да на разъяснениях пряжен,

А в Питере стужен.

Я от Столыпина ушел,

Я от Коковцева ушел,

Я от Горемыкина ушел

Без особого членовредительства,

А от вашего высокопревосходительства

Уйду цел и подавно!»

«И до чего ж поешь ты, колобок, славно! –

Сказало его высокопревосходительство. –

Возьму я тебя под свое покровительство!

Лежи только тихо да чинно.

Не кипятись беспричинно,

Не путайся зря под ногами.

С чего нам тогда быть врагами?»

Пришел колобок в восхищенье:

«Вот это, – говорит, – Обращенье!

Такую речь приятно и слушать:

Не то чтоб сразу – схватить и скушать.

Вот это – другой режим.

Мы… полежим!

Рады стараться, ваше высокопревосходительств

Как вы есть настоящее правительство!..»

И лежал колобок в саду Таврическом[15],

Весь блестел при свете электрическом:

Чистенький, беленький – под снежной порошей?