Том 1. Стихотворения, 1828-1831 - [23]

Как ангел казни, богом создана?

Нет! чистый ангел не виновен в том,

Что есть пятно тоски в уме моем;

И с каждым годом шире то пятно;

И скоро всё поглотит, и тогда

Узнаю я спокойствие, оно,

Наверно, много причинит вреда

Моим мечтам и пламень чувств убьет,

Зато без бурь напрасных приведет

К уничтоженью; — но до этих дней

Я волен — даже — если раб страстей!

Печалью вдохновенный, я пою

О ней одной — и всё, что чуждо ей,

То чуждо мне; я родину люблю

И больше многих: средь ее полей

Есть место, где я горесть начал знать;

Есть место, где я буду отдыхать,

Когда мой прах, смешавшися с землей,

Навеки прежний вид оставит свой.

О мой отец! где ты? где мне найти

Твой гордый дух, бродящий в небесах;

В твой мир ведут столь разные пути,

Что избирать мешает тайный страх.

Есть рай небесный! звезды говорят;

Но где же? вот вопрос — и в нем-то яд;

Он сделал то, что в женском сердце я

Хотел сыскать отраду бытия.

К *** («О, не скрывай! ты плакала об нем!..») >*

О, не скрывай! ты плакала об нем —

И я его люблю; он заслужил

Твою слезу, и если б был врагом

Моим, то я б с тех пор его любил.

И я бы мог быть счастлив; но зачем

Искать условий счастия в былом!

Нет! я доволен должен быть и тем,

Что зрел, как ты жалела о другом!

К *** («Ты слишком для невинности мила…») >*

Ты слишком для невинности мила,

И слишком ты любезна, чтоб любить!

Полмиру дать ты счастие б могла,

Но счастливой самой тебе не быть;

Блаженство нам не посылает рок

Вдвойне. — Видала ль быстрый ты поток?

Брега его цветут, тогда как дно

Всегда глубоко, хладно, и темно!

«Кто в утро зимнее, когда валит…» >*

Кто в утро зимнее, когда валит

Пушистый снег, и красная заря

На степь седую с трепетом глядит,

Внимал колоколам монастыря;

В борьбе с порывным ветром, этот звон

Далеко им по небу унесен, —

И путникам он нравился не раз,

Как весть кончины иль бессмертья глас.

И этот звон люблю я! — он цветок

Могильного кургана, мавзолей,

Который не изменится; ни рок,

Ни мелкие несчастия людей

Его не заглушат; всегда один,

Высокой башни мрачный властелин,

Он возвещает миру всё, но сам —

Сам чужд всему, земле и небесам.

Ангел >*

По небу полуночи ангел летел

И тихую песню он пел;

И месяц, и звезды, и тучи толпой

Внимали той песне святой.

Он пел о блаженстве безгрешных духов

Под кущами райских садов;

О боге великом он пел, и хвала

Его непритворна была.

Он душу младую в объятиях нес

Для мира печали и слез;

И звук его песни в душе молодой

Остался — без слов, но живой.

И долго на свете томилась она,

Желанием чудным полна;

И звуков небес заменить не могли

Ей скучные песни земли.

Стансы: К Д *** >*

1

Я не могу ни произнесть,

Ни написать твое названье:

Для сердца тайное страданье

В его знакомых звуках есть;

Суди ж, как тяжко это слово

Мне услыхать в устах другого.

2

Какое право им дано

Шутить святынею моею?

Когда коснуться я не смею,

Ужели им позволено?

Как я, ужель они искали

Свой рай в тебе одной? — едва ли!

3

Ни перед кем я не склонял

Еще послушного колена;

То гордости была б измена:

А ей лишь робкий изменял;

И не поникну я главою,

Хотя б то было пред судьбою!

4

Но если ты перед людьми

Прикажешь мне унизить душу,

Я клятвы юности нарушу,

Все клятвы, кроме клятв любви;

Пускай им скажут, дорогая,

Что это сделал для тебя я!

5

Улыбку я твою видал,

Она мне сердце восхищала,

И ей, так думал я сначала,

Подобной нет — но я не знал,

Что очи, полные слезами,

Равны красою с небесами.

6

Я видел их! и был вполне

Счастлив — пока слеза катилась;

В ней искра божества хранилась,

Она принадлежала мне;

Так! всё прекрасное, святое,

В тебе — мне больше чем родное.

7

Когда б миры у наших ног

Благословляли нашу волю,

Я эту царственную долю

Назвать бы счастием не мог,

Ему страшны молвы сужденья,

Оно цветок уединенья.

8

Ты помнишь вечер и луну,

Когда в беседке одинокой

Сидел я с думою глубокой,

Взирая на тебя одну…

Как мне мила тех дней беспечность!

За вечер тот я б не взял вечность.

9

Так за ничтожный талисман,

От гроба Магомета взятый,

Факиру дайте жемчуг, злато

И все богатства чуждых стран,

Закону строгому послушный,

Он их отвергнет равнодушно!

«Ужасная судьба отца и сына…» >*

Ужасная судьба отца и сына

Жить розно и в разлуке умереть,

И жребий чуждого изгнанника иметь

На родине с названьем гражданина!

Но ты свершил свой подвиг, мой отец,

Постигнут ты желанною кончиной;

Дай бог, чтобы как твой, спокоен был конец

Того, кто был всех мук твоих причиной!

Но ты простишь мне! я ль виновен в том,

Что люди угасить в душе моей хотели

Огонь божественный, от самой колыбели

Горевший в ней, оправданный творцом?

Однако ж тщетны были их желанья:

Мы не нашли вражды один в другом,

Хоть оба стали жертвою страданья!

Не мне судить, виновен ты иль нет;

Ты светом осужден. Но что такое свет?

Толпа людей, то злых, то благосклонных,

Собрание похвал незаслуженных

И стольких же насмешливых клевет.

Далеко от него, дух ада или рая,

Ты о земле забыл, как был забыт землей;

Ты счастливей меня; перед тобой

Как море жизни — вечность роковая

Неизмеримою открылась глубиной.

Ужели вовсе ты не сожалеешь ныне

О днях, потерянных в тревоге и слезах?

О сумрачных, но вместе милых днях,

Когда в душе искал ты, как в пустыне,

Остатки прежних чувств и прежние мечты?

Ужель теперь совсем меня не любишь ты?

О если так, то небо не сравняю

Я с этою землей, где жизнь влачу мою;