Том 1. Рассказы - [28]

При внешней объективности тона и характера изображения, для Чапека явно неприемлемы и внутренне враждебны и психология Корнеля, и мотивы его действий, — он защищает не только регресс, но и откровенное насилие: во время восстания он был против народа и морально ответствен за расстрел белыми брата Петра. Не случайно в пьесе остаются нераскрытыми обстоятельства его собственной гибели, происшедшей, видимо, в какой-то стычке с восставшими рабочими.

Все симпатии Чапека на стороне Матери и Петра. Оба эти образа концентрируют в себе идейное содержание пьесы. Для писателя Петр, сознательно вставший на сторону народа, несомненно, носитель активного гуманизма, помыслы его высоки, намерения чисты и благородны. Он погибает как герой, как подлинный борец за свободу, бесстрашно глядя в дула винтовок, нацеленных в его сердце. Он вызывает восторженное преклонение у самого младшего брата Тони — поэтической и искренней натуры.

Образ Петра не мог бы возникнуть таким, каким он существует, если бы Чапек не имел в виду перед собой тот жизненный материал, к которому он приобщился в «Первой спасательной», то есть мир рабочих. Но смысловая суть пьесы — образ Матери. То, что в пьесе она является единственным женским образом, дало повод критике рассматривать конфликт «Матери» как противоположение мужского активного начала — женскому, более мягкому и якобы лишенному героических устремлений. На деле Мать олицетворяет стихийную энергию самой жизни, ее созидающую силу, и образ ее героичен. Но героизм ее имеет не внешний, а глубоко органичный, стойкий и упорный характер. Дарительница и хранительница жизни, она выносит страшные удары судьбы, борясь за своих детей, их будущее, и не боится невзгод и тягостей существования, сопровождающих ее путь по терниям бытия. В ней есть мощь и непреклонность, негасимый оптимизм и стойкость. И когда она, в заключительной сцене пьесы, вручала величественным жестом своему последнему сыну винтовку, благословляя его на священную битву, это означало, что вера Чапека в стихийную энергию жизни обрела ясную социальную определенность, и он, долгое время сторонившийся идеи решительного воздействия на самодвижение исторического процесса, признал неизбежность и необходимость борьбы, ибо без нее невозможна свобода. «Мать» достойно венчала творческий путь Чапека.

И после создания проникнутых духом борьбы, социальноактивных произведений, в тягостной, предмюнхенской атмосфере, отравлявшей все живое в его стране, Чапек писал много и с громадным подъемом: публицистические статьи, политические апокрифы — памфлеты и наконец роман, оставшийся незавершенным из-за смерти писателя, — «Жизнь и творчество композитора Фолтына» (1938). Роман, весьма неожиданно разнящийся по своей тематике от созданного Чапеком перед этим, всем своим идейным содержанием отвечал, однако, духу и смыслу тех его произведений, которые разоблачали социальную опасность мифов, одурманивающих сознание людей и делающих его беззащитным перед разрушительными влияниями иллюзий и взглядов, размывавших преграды между истиной и ложью, что было присуще, в частности, и фашистской демагогии.

Для Чапека история Бэды Фолтына стала примером фабрикации и распространения мифа, ибо свою незначительную жизнь бесталанного музыкального дилетанта Бэда попытался претворить в легенду, создать вокруг своей персоны ореол гениальности, представить себя в глазах окружающих великим композитором, творящим нечто захватывающее, небывалое, открывающее новые пути в искусстве, а именно оперу «Юдифь».

Главное для Бэды и всех ему подобных, вокруг кого мифологизация создает атмосферу иллюзий, это не быть, а казаться, хотя Бэду, как, вероятно, и многих политиков, кинозвезд, фабрикантов бестселлеров и прочих знаменитостей, чей образ или, говоря языком современной социологии, «имидж» тщательно формируется коммерческой и политической рекламой, и посещало понимание собственной незначительности. Но оно быстро подавлялось, и не только потому, что маска, которую люди подобного рода носят всю жизнь, прирастает к их лицу, но и потому, что избранная жизненная роль отвечает наклонностям той или иной личности, чей «имидж» уже создан. Маршал в «Белой болезни» из человека Войны готов стать человеком Мира, лишь бы не потерять свой маршальский мундир. Бенито Муссолини разработал и внедрил сложный ритуал подачи собственной персоны массам с тем, чтобы создать у них впечатление величия их дуче. Многочисленные оберштурмбаннфюреры и так далее имитировали «волевую нордическую личность», так как этого требовали каноны фашистской идеологии.

Формы мифологизации и тем самым деформации общественного и личного сознания человека чрезвычайно разнообразны, и на некоторые из них Чапек обратил внимание не только в истории Бэды Фолтына, но и в книге «Как это делается» (1938), юмор которой приправлен горечью и серьезностью. Раскрывая технологию делания газеты и кинофильма, он показал, как они, особенно кино, участвуют в деформации человеческого сознания, поскольку мифы, распространяемые буржуазным кино, ориентированы на низкопробные, стандартизированные вкусы и инстинкты. Так, кинопромышленности ничего не стоит превратить идиллический деревенский роман почтенной старой писательницы Покорной-Подгорной (имя, разумеется, вымышленное) в лихой кинобоевик из жизни миллионеров, а роман молодого писателя «Крупная ставка», посвященный драмам человеческого сердца, — в фильм о скачках и спекуляциях на тотализаторе.