Том 1. Простаки за границей, или Путь новых паломников - [80]

— Меня не интересует, кто это писал. Худшего почерка мне не приходилось видеть. Не думайте, пожа­луйста, что вы можете нас дурачить, раз мы иностран­цы. Мы не потерпим подобного обращения. Если у вас есть образчики настоящей каллиграфии, мы будем ра­ды с ними ознакомиться, а если нет, то незачем здесь задерживаться.

Мы отправились дальше. Гид был сильно обескура­жен, но сделал еще одну попытку. У него было в запасе нечто, чем он собирался нас поразить. Он сказал:

— Ах, господа, вы идти со мной. Я показывать вам прекрасный... о, великолепный бюст Христофор Коломбо! Чудесный, замечательный, великолепный!

Он подвел нас к прекрасному — действительно пре­красному! — бюсту и, отступив, встал в позу:

— Ах, взгляните, господа! Прекрасный, чудесный бюст — бюст Христофор Коломбо! Прекрасный бюст, прекрасный постамент!

Доктор приставил к глазам лорнет, купленный спе­циально для таких оказий.

— А... как вы назвали этого джентльмена?

— Христофор Коломбо! Великий Христофор Ко­ломбо!

— Христофор Коломбо... великий Христофор Ко­ломбо. Ну, а чем же он знаменит?

— Открыл Америку! Открыл Америку! Черт по­бери!

— Открыл Америку? Тут какое-то недоразумение. Мы только что из Америки и ничего об этом не слышали. Христофор Коломбо... красивое имя... А... а он умер?

— О, corpo di Bacco![106] Триста лет назад!

— А отчего он умер?

— Не знаю. Не могу сказать.

— От оспы, а?

— Я не знаю, господа! Я не знаю, отчего он умер.

— От кори, должно быть?

— Может быть, может быть... Я не знаю... Навер­ное, он умер от чего-нибудь.

— А родители живы?

— Невозможно!

— А... а что здесь — бюст, а что — постамент?

— Санта Мария! Вот это — бюст, а вот это — по­стамент!

— Ага, понимаю, понимаю. Удачное сочетание. Весь­ма удачное. Но бюст не очень пышный.

Иностранец не понял этой шутки: гидам недоступ­ны тонкости нашего американского остроумия.

Мы не даем скучать нашему римскому гиду. Вчера мы снова провели около четырех часов в Ватикане, этом удивительном хранилище редкостей. Несколько раз мы чуть было не выказали интереса, даже восхище­ния — удержаться, казалось, невозможно. Все же нам это удалось. Гид был совсем уничтожен и не знал, что делать. Он сбился с ног, выискивая всякие диковинки, истощил весь запас своей изобретательности, но у него так ничего и не вышло: мы не проявили интереса ни к чему. Под конец он пустил в ход свой главный козырь — царственную египетскую мумию, пожалуй лучшую из существующих. Он повел нас к ней. На этот раз он был так уверен в успехе, что обрел часть преж­него энтузиазма.

— Взгляните, господа! Мумия! Мумия!

Лорнет приставляется к глазам с обычной хладно­кровной медлительностью.

— А... как, вы сказали, зовут этого джентльмена?

— Зовут? Его никак не зовут! Мумия! Египетская мумия!

— Так, так. Здешний уроженец?

— Нет! Египетская мумия!

— Ах, вот как. Значит, француз?

— Нет же! Не француз, не римлянин! Родился в Египта!

— В Египта. В первый раз слышу об этой Египте. Какая-то заграничная местность, по-видимому. Му­мия... мумия. Как он хладнокровен, как сдержан. А... он умер?

— О, sacre bleu![107] Три тысячи лет назад!

Доктор свирепо обрушился на него:

— Эй, бросьте ваши штучки! Считаете нас за простофиль, потому что мы иностранцы и проявляем любознательность! Подсовываете нам каких-то подержанных покойников! Гром и молния! Берегитесь, не то... если у вас есть хороший свежий труп, тащите его сюда! Не то, черт побери, мы разобьем вам башку!

Да, мы не даем скучать этому французу. Однако он с нами отчасти сквитался, сам того не подозревая. Сегодня утром он явился в отель узнать, не встали ли мы, и постарался описать нас как можно точнее, чтобы хозяин понял, о ком идет речь. Заканчивая свое описа­ние, он мимоходом заметил, что мы сумасшедшие. Это было сказано так простодушно и искренне, что шутка для гида получилась недурная.

Есть один уже упоминавшийся вопрос, который неизменно доводит гидов до белого каления. Мы пу­скаем его в ход всякий раз, когда не можем придумать ничего другого. После того как они истощат все запа­сы своего энтузиазма, восхваляя красоты какого-ни­будь древнего бронзового истукана или колченогой статуи, мы начинаем молча, с глупым видом рассмат­ривать эту диковинку пять, десять, пятнадцать ми­нут — словом, сколько сумеем выдержать, а потом спрашиваем:

— А... а он умер?

Это пронимает самого добродушного из них. Они никак этого не ждут — особенно новые, еще не знаю­щие нас. Наш многострадальный римский Фергюсон, пожалуй, наиболее терпеливый и доверчивый из всех гидов, которые до сих пор нам попадались. Жаль будет расставаться с ним. Нам очень нравится его общество. Мы надеемся, что ему нравится наше, но нас терзают сомнения.

Мы побывали в катакомбах. Впечатление такое, что спускаешься в глубокий погреб, только этот по­греб тянется бесконечно. Вы идете по узким, пробитым в скале коридорам, где по обеим сторонам одна над другой выдолблены от трех до четырнадцати полок; на каждой из них прежде лежал покойник. Почти на всех саркофагах вырезаны имена, христианские символы и молитвы или изречения. Даты, разумеется, восходят к заре христианской эры. Здесь, в этих подземных норах, первые христиане иногда скрывались от пресле­дований. Ночью они крадучись выходили за пищей, а днем прятались в своем убежище. Священник сказал нам, что, когда святого Себастьяна разыскивали, он некоторое время прожил в катакомбах; но однажды он вышел из подземелья, солдатня схватила его и рас­стреляла из луков. Пять или шесть первых пап, кото­рые занимали престол святого Петра около шестнад­цати веков тому назад, держали свой папский двор в недрах земли и там же давали наставления духовен­ству. В течение семнадцати лет — с 235 по 252 год — папы вообще не выходили из-под земли. За этот пери­од святой престол занимало четверо пап — около че­тырех лет на душу. Это указывает на то, что подзем­ное кладбище недостаточно здоровое место для посто­янного проживания. В дальнейшем один из пап провел в катакомбах все время своего понтификата — восемь лет. Другого папу отыскали там и убили прямо на его епископском кресле. В те дни святейшим отцам жилось несладко. У них было слишком много неприятностей. Под Римом расположено сто шестьдесят катакомб — лабиринты узких перекрещивающихся коридоров, — и стены каждого коридора сверху донизу и во всю его длину состоят из выдолбленных могил. По точному подсчету общая длина этих подземных проходов до­стигает девятисот миль, и в них находится семь милли­онов могил. Мы не обошли все коридоры всех ката­комб. Нам очень хотелось это сделать, и мы уже закончили необходимые приготовления, но из-за не­хватки времени нам пришлось отказаться от нашего плана. И мы только побродили по унылому лабиринту св. Каликста под церковью св. Себастьяна. Во многих катакомбах попадаются маленькие, выбитые в скале часовни, где первые христиане нередко отправляли церковные службы при тусклом, призрачном свете. Представьте себе обедню и проповедь в глубине этих подземных пещер!