Том 1. Педагогические работы 1922-1936 - [42]

Значит ли это, что мы отрицаем педагогическую теорию, а пожалуй, даже и науку?

Нет, это только значит, что мы заявляем несколько самых скромных желаний.

Несколько самых тихоньких воззваний к педагогической науке и к педагогической литературе.

1. Мы просим те вопросы, которые крайне важны и которые давно торчат перед нашими практическими глазами, без решения которых мы не можем ни шагу ступить в педагогической работе, считать педагогическими и присвоить им звание проблем, почетных педагогических проблем.

2. Мы просим вообще считать педагогику наукой, которая нужна прежде всего нам, практическим работникам, и которая для нас специально существует, и просим не считать, что мы и наши воспитанники существуем для педагогической науки. В наших школах, например, сплошь и рядом можно наблюдать, что не комплекс существует для учеников, а ученики для комплекса.

3. Мы просим, наконец, чтобы то, что называется педагогической наукой, стояло в прямом отношении к нашей революции, и к тому, что называется реализмом, и к пятилетке, и к индустриализации, чтобы и вся наша работа не сидела на берегу, глядя, как мимо нас проносится широкая река жизни, а мы в это время сидим на берегу, колотим себя кулаками в грудь и кричим:

— Мы тоже с вами, честное сознательное слово, с вами, ей богу, с вами!

Вот наши скромные пожелания.

В ответ на них мы готовы выслушать возражения.

Такие:

1. Ничего подобного и даже наоборот.

2. Наша наука самая революционная, самая индустриализационная.

3. Мы существуем только для нужд практической педагогики, и кто в этом сомневается, тот, значит, с нашей наукой не знаком и вообще человек подозрительный.

4. Вообще ничего подобного.

5. Все эти скромные желания — это отрицание соцвоса, это ревизия соцвоса, это недопустимо и это кустарничество.

(К слову сказать, кустарничество — есть самое ругательное слово в педагогике, по своему ругательному значению равное приблизительно словам «мове тон».)

Вот какие возражения. Я их не выдумываю, потому что я их уже слышал много, много раз. Но ведь это не возражения. Это заклинания. Я не отрицаю, что как член педагогического общества, тоже боюсь заклинаний, не потому, что верю в их реальный смысл, а потому, что бывает на свете и панический страх.

Но соцвоса мы не отрицаем. Напротив, как раз мы являемся теми людьми, которых Гринько называет подвижниками соцвоса.

Как раз наш советский соцвос мы считаем одной из самых прекрасных мыслей человечества, но мы требуем и желаем, чтобы был соцвос, а не разговоры о соцвосе, не спекуляция на соцвосе. О соцвосе, между прочим, можно очень много говорить, и у нас бы нашлось много доказательств, что соцвос извращается не по вине практических работников. Но сейчас не нужно этого специально говорить, потому что все, что написано выше и ниже, и есть как раз защита идей соцвоса.

В доказательство же того, что мы говорим правду, мы перечислим несколько наших практических проблем (не знаю, дано ли мне разрешение называть их еще и педагогическими?).

Итак, я пересиливаю панический страх и приступаю к этому перечислению. Но предупреждаю, что все то, что говорится ниже, ни в какой мере не выдумка, что эти проблемы действительно существуют не у одного меня. Я их извлекаю из тысячи моих встреч с работниками детских домов и из сотен наблюдений над детскими домами.

При этом в моем перечислении не будет никакой системы и никакой обстоятельности. [Я] только назову и кратко характеризую некоторые вопросы, разрешение которых должно принадлежать педагогике, для того чтобы детский дом мог [в оригинале у М.: для того, чтобы воспитание могло] выполнить свою огромную задачу, еще более огромную и ответственную задачу в будущем, и приведу только вопросы примерные, все проблемы нашей работы не могут вместиться на территории одного печатного листа.

Воспитатель

Действительно, проблема почти не педагогическая. Даже странно, что же это — в педагогике завести особый отдел о воспитателе? Да, наконец, и о воспитателе пишется немало.

Наудачу достаю с полки одну из книг о педагогике. Я могу это сделать наудачу потому, что во всех книгах по педагогике о воспитателе говорится приблизительно одно и то же. У меня в руках «Основы и практика социального воспитания» Н.Н. Иорданского.

На тех немногих страницах, которые посвящены воспитателю, повторяются о нем обычные мысли. Среди них выделяются две идеи, определяющие и направляющие, с точки зрения педагогики, работу воспитателя.

Прежде всего воспитательская проблема разрешается в границах отношения воспитателя к воспитаннику. «Живое отношение» является фундаментальным камнем воспитания, без которого никакого здания нельзя построить. Воспитатель в каждый момент своей работы должен стоять перед воспитанником или перед коллективом детей с обнаженной собственной личностью, и его работа не представляется иначе, как растрачивание его личности. Кратко эта позиция воспитателя характеризуется: «Воспитатель должен быть просто человеком».

Впрочем, за этой формулой меньше всего простоты. Это именно не просто человек, в простоте своей совершающий определенную работу, это человек, главным инструментом которого является его собственная человечность. Только орудуя своими живыми нервами, вскрытыми окончаниями нервов, непосредственно направленными на ребенка, «воспитатель преобразует что-то» в душе ребенка или в душах нескольких детей. Здесь вообще функционируют души («…душу воспитателя нельзя поделить», с. 175), а не реальности. В соответствии с этим и как это обычно было принято в педагогической литературе слово «воспитатель» ставится только в единственном числе. Иначе и быть не может при условии работы обнаженной воспитательской личности. «У педагога объект его работы — живая личность человека», — говорит Иорданский (с. 177). Как это далеко стоит от самой стихии коллективного воспитания! И все-таки это оказывается «основами социального воспитания».