Том 1. Остров Погибших Кораблей. Голова профессора Доуэля - [79]

Два лакея вводят под руки и усаживают в кресло у стола старуху в черном шелковом платье, с бриллиантовым ожерельем на морщинистой шее. Лицо ее набелено так, что уже не может побледнеть. При виде таинственного шарика, распределяющего горе и радость, ее ввалившиеся глаза загораются огнем алчности и тонкие пальцы, унизанные кольцами, начинают дрожать.

Молодая, красивая, стройная женщина, одетая в изящный темно-зеленый костюм, проходя мимо стола, бросает небрежным жестом тысячефранковый билет, проигрывает, беспечно усмехается и проходит в следующую комнату.

Ларе поставил на красное сто франков и выиграл. «Я сегодня должен выиграть», – подумал он, ставя тысячу, – и проиграл. Но его не покидала уверенность, что в конце концов он выиграет. Его уже охватил азарт.

К столу рулетки подошли трое: мужчина, высокий и статный, с очень бледным лицом, и две женщины, одна рыжеволосая, а другая в сером костюме… Мельком взглянув на нее, Ларе почувствовал какую-то тревогу. Еще не понимая, что его волнует, художник начал следить за женщиной в сером и был поражен одним жестом правой руки, который сделала она. «Что-то знакомое! О, такой жест делала Анжелика Гай!» Эта мысль так поразила его, что он уже не мог играть. А когда трое неизвестных, смеясь, отошли наконец от стола, Ларе, забыв взять со стола выигранные деньги, пошел следом за ними.

В четыре часа утра кто-то сильно постучал в дверь Артура Доуэля. Сердито накинув на себя халат, Доуэль открыл.

В комнату шатающейся походкой вошел Ларе и, устало опустившись в кресло, сказал:

– Я, кажется, схожу с ума.

– В чем дело, старина? – воскликнул Доуэль.

– Дело в том, что… я не знаю, как вам и сказать… Я играл со вчерашнего дня до двух часов ночи. Выигрыш сменялся проигрышем. И вдруг я увидел женщину, и один жест ее поразил меня до того, что я бросил игру и последовал за ней в ресторан. Я сел за столик и спросил чашку крепкого черного кофе. Кофе мне всегда помогает, когда нервы слишком расшалятся… Незнакомка сидела за соседним столиком. С нею были молодой человек, прилично одетый, но не внушающий особого доверия, и довольно вульгарная рыжеволосая женщина. Мои соседи пили вино и весело болтали. Незнакомка в сером начала напевать шансонетку. У нее оказался писклявый голосок довольно неприятного тембра. Но неожиданно она взяла несколько низких грудных нот… – Ларе сжал свою голову. – Доуэль! Это был голос Анжелики Гай. Я из тысячи голосов узнал бы его.

«Несчастный! До чего он дошел», – подумал Доуэль и, ласково положив руку на плечо Ларе, сказал:

– Вам померещилось, Ларе. Возьмите себя в руки. Случайное сходство…

– Нет, нет! Уверяю вас, – горячо возразил Ларе. – Я начал внимательно присматриваться к певице. Она довольно красива, четкий профиль и милые лукавые глаза. Но ее фигура, ее тело! Доуэль, пусть черти растерзают меня зубами, если фигура певицы не похожа как две капли воды на фигуру Анжелики Гай.

– Вот что, Ларе, выпейте брому, примите холодный душ и ложитесь спать. Завтра, вернее, сегодня, когда вы проснетесь…

Ларе укоризненно посмотрел на Доуэля.

– Выдумаете, что я с ума сошел?.. Не торопитесь делать окончательное заключение. Выслушайте меня до конца. Это еще не все. Когда певичка спела свою песенку, она сделала кистью руки вот такой жест. Это любимый жест Анжелики, жест совершенно индивидуальный, неповторимый.

– Но что же вы хотите сказать? Не думаете же вы, что неизвестная певица обладает телом Анжелики?

Ларе потер лоб:

– Не знаю… от этого действительно с ума сойти можно… Но слушайте дальше. На шее певица носит замысловатое колье, вернее даже не колье, а целый приставной воротничок, украшенный мелким жемчугом, шириной, по крайней мере, в четыре сантиметра. А на ее груди довольно широкий вырез. Вырез открывает на плече родинку – родинку Анжелики Гай. Колье выглядит как бинт. Выше колье – неизвестная мне голова женщины, ниже – знакомое, изученное мною до мельчайших деталей, линий и форм тело Анжелики Гай. Не забывайте, ведь я художник, Доуэль. Я умею запоминать неповторимые линии и индивидуальные особенности человеческого тела… Я делал столько набросков и эскизов с Анжелики, столько написал ее портретов, что не могу ошибиться.

– Нет, это невозможно! – воскликнул Доуэль. – Ведь Анжелика по…

– Погибла? В том-то и дело, что это никому не известно. Она сама или ее труп бесследно исчез. И вот теперь…

– Вы встречаете оживший труп Анжелики?

– О-о!.. – Ларе простонал. – Я думал именно об этом.

Доуэль поднялся и заходил по комнате. Очевидно, сегодня уже не удастся лечь спать.

– Будем рассуждать хладнокровно, – сказал он. – Вы говорите, что ваша неизвестная певичка имеет как бы два голоса: один свой, более чем посредственный, и другой – Анжелики Гай?

– Низкий регистр – ее неповторимое контральто, – ответил Ларе, утвердительно кивнув головой.

– Но ведь это же физиологически невозможно. Не предполагаете же вы, что человек высокие ноты извлекает из своего горла верхними концами связок, а нижние – нижними? Высота звука зависит от большего или меньшего напряжения голосовых связок на всем протяжении. Ведь это как на струне: при большем натяжении вибрирующая струна дает больше колебаний и более высокий звук, и обратно. Притом если бы проделать такую операцию, то голосовые связки были бы укорочены, значит, голос стал бы очень высоким. Да и едва ли человек мог бы петь после такой операции: рубцы должны были бы мешать правильной вибрации связок, и голос в лучшем случае был бы очень хриплым… Нет, это решительно невозможно. Наконец, чтобы «оживить» тело Анжелики, надо бы иметь голову, чью-то голову без тела.