Том 1. Из записок судебного деятеля - [7]

В большинстве судебных речей А. Ф. Кони, особенно в кассационных заключениях, содержатся оригинальные суждения по отдельным теоретическим вопросам уголовного права и процесса, которые по существу служили научными комментариями законов.

Несомненно, что труды Кони по вопросам права — выдающееся явление в отечественной юридической науке. В них развиваются и защищаются демократические положения уголовного судопроизводства. Огромна роль

А. Ф. Кони и в развитии процессуальных правовых взглядов. Его личное отношение к исполнению обязанностей судьи и прокурора в высшей степени поучительно.

А. Ф. Кони был уже виднейшим юристом, но, несмотря на проявленную настойчивость, он не смог добиться права читать в Петербургском университете курс, посвященный судебной этике, имеющий большое значение для формирования взглядов будущих юристов.

Министры Плеве и Муравьев находили, что будущим юристам не нужна наука об основах судебной морали и этики. На предложение Кони прочитать такой курс в университете от Плеве поступил ответ: «Едва ли, по обстоятельствам настоящего времени, чтение таких лекций можно признать удобным».

Кони был верен своим убеждениям. Когда в 1906 году поколебленная революционными событиями правящая камарилья во главе со Столыпиным попыталась воспользоваться при создании министерства юстиции высоким нравственным авторитетом А. Ф. Кони, он наотрез отказался вступить в это, по выражению В. И. Ленина, «министерство либеральной бюрократии»

Самостоятельность суждений отличала А. Ф. Кони и тогда, когда он стал членом Государственного совета (1907 г.). И здесь он не отступает от своих принципов, которым служил и которых придерживался всю жизнь. Он неоднократно выступает в защиту свободы слова, печати, совести, в защиту расширения прав женщин.

Для более полного выяснения его отношения к русскому самодержавию последних лет существования воспользуемся характеристикой, данной им Николаю П: «…трусость и предательство прошли красной нитью через все его царствование. Когда начинала шуметь буря общественного негодования и народных беспорядков, он начинал уступать поспешно и непоследовательно, с трусливой готовностью, то уполномочивая Комитет министров на реформы, то обещая совещательную думу, то создавая думу законодательную в течение одного года. Чуждаясь независимых людей, замыкаясь от них в узком семейном кругу, занятом спиритизмом и гаданьями, смотря на своих министров как на простых приказчиков, посвящая некоторые досужие часы стрелянию ворон у памятника Александры Николаевны в Царском Селе, скупо и редко жертвуя из своих личных средств во время народных бедствий, ничего не создавая для просвещения народа, поддерживая церковно-приходские школы и одарив Россию изобилием мощей, он жил, окруженный сетью охраны, под защитой конвоя со звероподобными и наглыми мордами, тратя на это огромные народные деньги» [8]. В этих немногих строках дана оценка не только ничтожной личности Николая II, но и его тупого окружения.

Строки эти написаны до Октябрьской революции, поэтому они особенно значительны, так как помогают понять истинное отношение А. Ф. Кони к царскому самодержавию. Можно без преувеличения сказать, что задолго до финальной сцены отречения последнего из Романовых от престола умудренный жизнью судебный деятель как бы подводил в своих воспоминаниях итог старому миру с его беспримерной жестокостью и произволом.

Вполне уместен вопрос, как воспринял А. Ф. Кони социалистическую революцию, как относился он к грандиозным преобразованиям, которые произошли в России? В дореволюционных работах он неоднократно писал о своей любви к Родине, к русскому народу, о вере в его творческие силы и высокие духовные качества. В ряде случаев, правда в очень осторожной форме, в его работах проскальзывало невольное оправдание революционных действий, вызванных деспотическим самовластием царизма.

Октябрьская революция застала А. Ф. Кони на одной из высших в бюрократической иерархии должностей — первоприсутствующего в общем собрании кассационных департаментов Сената и в должности члена Медицинского совета — высшего врачебного учреждения в России. Однако эти высокие посты не помешали ему отказаться от старого мира. Он не примкнул к лагерю контрреволюции, не покинул родную страну, не поддался злобной клевете, распускаемой врагами Советской власти. Больной, обессиленный, он мужественно переживал трудности первых лет революции. Он не роптал на голод и холод, не отгораживался книгами своего кабинета от народа, а в числе лучших представителей русской передовой интеллигенции присоединился к строителям новой культуры.

Открытое и полное признание нового политического строя знаменитым юристом, который никогда не примыкал к революционным кругам и не отличался радикальностью взглядов, послужило примером для той колеблющейся части русской интеллигенции, которая в то время еще не определила своего отношения к Советской власти.

А. В. Луначарский в коротких, но исключительно теплых воспоминаниях, посвященных А. Ф. Кони, говорил, что буквально в первые дни установления Советской власти, когда возглавляемый им Народный комиссариат просвещения только развертывал просветительную деятельность, кто-то передал ему просьбу Кони навестить его, так как он болен и прийти к Луначарскому сам не может. Незнакомый лично с Кони, но зная его как выдающегося общественного деятеля, писателя и оратора, Луначарский посетил престарелого юриста. Оказалось, что тот хотел предложить свои услуги для чтения лекций и воспоминаний, которыми была так богата его память. В беседе, завязавшейся между ними, сразу же выявилось отношение Кони к социальным преобразованиям, которые произошли в нашей стране. «С огромным презрением, — вспоминал Луначарский, — презрением тонкого ума и широкой культуры глядел сверху вниз Анатолий Федорович на царей и его приближенных». А. Ф. Кони говорил Луначарскому: «Мне кажется, что последний переворот действительно великий переворот… Да, если революция не создаст диктатуры — диктатуры какой-то мощной организации, — тогда мы, вероятно, вступим в смутное время, которому ни конца, ни края не видно и из которого бог знает что выйдет, может быть даже и крушение России. Вам нужна железная власть и против врагов, и против эксцессов революции, которую постепенно нужно одевать в рамки законности, и против самих себя… Ваши цели колоссальны, ваши идеи кажутся настолько широкими, что мне, большому оппортунисту» который всегда соразмерял шаги соответственно духу медлительной эпохи, в которую я жил, все это кажется гигантским, рискованным, головокружительным. Но если власть будет прочной, если она будет полна понимания к народным нуждам… что же, я верил и верю в Россию, я верил и верю в гиганта, который был отравлен, опоен, обобран и спал. Я всегда предвидел, что когда народ возьмет власть в свои руки, это будет в совсем неожиданных формах, совсем не так, как думали мы — прокуроры и адвокаты народа. И так оно и вышло. Когда увидите ваших коллег, передайте им мои лучшие пожелания»