Том 1. Авиация превращений - [39]

Нуль плавал по воде.

Мы говорили: это круг,

должно быть, кто-то

бросил в воду камень.

Здесь Петька Прохоров гулял —

вот след его сапог с подковками.

Он создал этот круг.

Давайте нам скорей картон и краски,

мы зарисуем Петькино творенье.

И будет Прохоров звучать, как Пушкин.

И много лет спустя

подумают потомки:

«Вот Прохоров когда-то,

должно быть, славный был художник».

И будут детям назидать:

«Бросайте, дети, в воду камни.

Рождает камень круг,

а круг рождает мысль.

А мысль, вызванная кругом,

зовет из мрака к свету нуль».

«На коня вскочил и в стремя…»

На коня вскочил и в стремя

ногу твёрдую вонзил

Пётр Келлер. В это время

сверху дождик моросил.

С глазом шорою прикрытым

в нетерпенье конь плясал

и подкованным копытом

дом и площадь потрясал.

На крыльце Мария с внуком

тихо плакали в платок,

и сердца их громким стуком

отражались в потолок.

25 сентября 1933

Подруга

На твоем лице, подруга,

два точильщика-жука

начертили сто два круга

цифру семь и букву К.

Над тобой проходят годы,

хладный рот позеленел,

лопнул глаз от злой погоды,

в ноздрях ветер зазвенел.

Что в душе твоей творится,

я не знаю. Только вдруг

может с треском раствориться

дум твоих большой сундук.

И тогда понятен сразу

будет всем твой сладкий сон.

И твой дух, подобно газу,

из груди умчится вон.

Что ты ждешь? Планет смятенья

иль движенье звездных толп?

или ждешь судеб смятенья,

опершись рукой на столб?

Или ждешь, пока желанье

из небес к тебе слетит

и груди твоей дыханье

мысль в слово превратит?

Мы живем не полным ходом,

не считаем наших дней,

но минуты с каждым годом

все становятся длинней.

С каждым часом гнев и скупость

ловят нас в свой мрачный круг,

и к земле былая глупость

опускает взоры вдруг.

И тогда, настроив лиру

и услышав лиры звон,

будем петь. И будет миру

наша песня точно сон.

И быстрей помчатся реки,

И с высоких берегов

будешь ты, поднявши веки

бесконечный ряд веков

Наблюдать холодным оком

нашу славу каждый день.

и на лбу твоем высоком

никогда не ляжет тень.

1933

Карпатами — горбатыми

Всю покорив Азию

На метле теперь несусь над Карпатами.

Деревяшка лесная к земле пригнулась

Хромая старуха бежит за цыплёнком

Длинной ногой через лужи скачет

А короткой семенит по травке

Всю покорив Азию

На метле теперь несусь над Карпатами

Треплет ветер колпак на моем затылке

Режет ветер ноздри мне

Под рубашку залетает

Раздувает рукава

Вон гора на моем пути

Палкой гору моментально сокрушаю

Орла тюкнул по голове палкой

Он вниз полетел как бумажка

Хлоп! Воробей в моём кулаке

Ногами болтаю.

Горный воздух глотаю.

Летит моё тело.

Какое мне дело

<1933>

«Когда умно и беспристрастно…»

Когда умно и беспристрастно

в моём отшельническом доме

я сумасшедшими руками

хватаю муху за крыло

меня понять никто не в силах.

Прости природа мой поступок

прости невинное желанье

прости неведенье моё.

<14 октября 1933>

Постоянство веселья и грязи

Вода в реке журчит, прохладна,

И тень от гор ложится в поле,

и гаснет в небе свет. И птицы

уже летают в сновиденьях.

А дворник с черными усами

стоит всю ночь под воротами,

и чешет грязными руками

под грязной шапкой свой затылок.

И в окнах слышен крик веселый,

и топот ног, и звон бутылок.

Проходит день, потом неделя,

потом года проходят мимо,

и люди стройными рядами

в своих могилах исчезают.

А дворник с черными усами

стоит года под воротами,

и чешет грязными руками

под грязной шапкой свой затылок.

И в окнах слышен крик веселый,

и топот ног, и звон бутылок.

Луна и солнце побледнели,

созвездья форму изменили.

Движенье сделалось тягучим,

и время стало, как песок.

А дворник с черными усами

стоит опять под воротами

и чешет грязными руками

под грязной шапкой свой затылок.

И в окнах слышен крик веселый,

и топот ног, и звон бутылок.

14 октября 1933

Сладострастная торговка

Одна красивая торговка

с цветком в косе, в расцвете лет,

походкой лёгкой, гибко, ловко

вошла к хирургу в кабинет.

Хирург с торговки скинул платье;

увидя женские красы,

он заключил её в объятья

и засмеялся сквозь усы.

Его жена, Мария Львовна,

вбежала с криком «Караул!»,

и через пол минуты ровно

хирурга в череп ранил стул.

Тогда торговка, в голом виде,

свой организм прикрыв рукой,

сказала вслух: «К такой обиде

я не привыкла…» Но какой

был дальше смысл её речей,

мы слышать это не могли.

журчало время как ручей.

темнело небо. И вдали

уже туманы шевелились

над сыном лет — простором степи

и в миг дожди проворно лились,

ломая гор стальные цепи.

Хирург сидел в своей качалке,

кусая ногти от досады.

Его жены волос мочалки

торчали грозно из засады,

и два блестящих глаза

его просверливали взглядом;

и, душу в день четыре раза

обдав сомненья чёрным ядом,

гасили в сердце страсти.

Сидел хирург уныл,

и половых приборов части

висели вниз, утратив прежний пыл.

А ты, прекрасная торговка,

блестя по-прежнему красой,

ковра касаясь утром ловко

своею ножкою босой,

стоишь у зеркала нагая.

А квартирант, подкравшись к двери,

увидеть в щель предполагая

твой организм, стоит. И звери

в его груди рычат проснувшись,

а ты, за ленточкой нагнувшись,

нарочно медлишь распрямиться.

У квартиранта сердце биться

перестаёт. Его подпорки,

в носки обутые, трясутся;

колени бьют в дверные створки;

а мысли бешено несутся.

И гаснет в небе солнца луч.

и над землёй сгущенье туч

свою работу совершает.

И гром большую колокольню

с ужасным треском сокрушает.