Толя-Трилли - [14]
— А я… — начал Саконтиков.
— Тебе же всё равно! — сказал Усачёв нетерпеливо.
— Ему не всё равно, — вмешался Миша. — Сиди, где сидел!
— Маленькому же из окна дорога виднее, — добавил я.
— А вам что? Вы кто такие? — напустился на нас Усачёв.
— Мы? — переспросил Миша грозно. — Я — Волошин, сын Волошина, а он — Шатилов, сын Шатилова! Понял, Усач, сын Усача?!
Все ребята громко засмеялись, Саконтиков, часто моргая, посмотрел на нас, Усачёв сел и замолчал, а шофёр, уже включивший мотор, обернулся и крикнул Мише:
— Правильно отвечаешь!..
Автобус тронулся.
Сначала дорога была прямая. А потом мы как-то сразу очутились среди гор. Дорога стала петлять.
С перевала нам навстречу дул упругий, сухой, без единой соринки ветер. Стало очень свежо, хотя день в Симферополе начинался жаркий.
У перевала автобус остановился. Все вышли из него на несколько минут. Здесь ещё сильнее стал ветер.
Солнце светило, но почти не грело. А прохладный чистый воздух, мятный на вкус, мог тут, казалось, даже утолить жажду — стоило только подышать полной грудью.
После перевала дорога стала ещё извилистей. Перед собой мы всё время видели только кусочек дороги, зато вокруг было видно, насколько хватал глаз. Но некоторых ребят немного укачало, и они даже в окно смотреть перестали.
— Чёрное море! — удивлённо и картаво крикнул вдруг Саконтиков, до сих пор всё время молчавший, и вскочил на ноги.
— Море! Море! — закричали наперебой все, вскакивая и высовываясь из окон.
Усачёв вынул из футляра бинокль, долго подкручивал какое-то колёсико и наконец объявил:
— Точно. Море.
Только я глядел по сторонам и не мог найти моря нигде. Шофёр выключил мотор. Машина по неожиданно прямой дороге не ехала, а бесшумно катилась под гору. И тут я обомлел, потому что дорога кончилась и кончилась земля. В пяти метрах от переднего колеса тихо плескалось… небо. То самое синее небо, которое давно уже было впереди! Но теперь было заметно, что оно неторопливо катит волны и чуть-чуть пенится у края.
…Через полчаса мы приехали в лагерь.
Купаться в море нам разрешили только на следующий день, а в день приезда нас разбили на отряды — я попал в один с Мишей и Усачёвым — и рассказали, как мы будем здесь жить. Поначалу мы очень обрадовались.
Во-первых, оказалось, что жить мы будем и на самом деле в палатках на берегу, как я мечтал. Во-вторых, вокруг была красота.
Например, всем понравился парк лагеря. В нём росли деревья чуть ли не всех стран мира. Некоторые — очень диковинные на вид. Особенно странное было одно дерево, совсем без коры, голое и красное. Я не знаю, как оно называется по-научному (там по-латыни было что-то написано на дощечке), а вожатая Ирина сказала, что это «бесстыдница».
На расстоянии километров двух от берега мы заметили скалистый остров. Отсюда он казался совсем небольшим, но Ирина сказала, что до Октябрьской революции один капиталист собирался на нём построить гостиницу, в которой могли бы жить двадцать или двадцать пять человек. Конечно, нам захотелось доплыть до этого острова и обследовать его. Мы всем отрядом сказали Ирине об этом и о том, что надо поскорее устроить поход к горной вершине, с которой виден весь Крымский полуостров.
И вот тут-то Ирина ответила, что нам надо думать об отдыхе, о том, чтоб прибавить в весе несколько килограммов. А врач Леонид Фёдорович добавил, что наша задача — не злоупотреблять морем, не злоупотреблять солнцем, не гнаться за загаром и не нарушать режима. После того как перед нами поставили такие задачи, у нас как раз и испортилось настроение.
— А в походы мы всё-таки будем ходить? — спросил Миша.
— Да, прогулки у вас будут, — ответил Леонид Фёдорович, — но попозднее, когда вы поправитесь, прибавите в весе…
— А вон на тот остров мы поплывём?
— Не знаю, — сказала Ирина, — на лодке очень долго, около часа… Вообще очень ответственно, хорошие гребцы нужны. В общем, не знаю.
— Будет скучно… — протянул кто-то.
— А поскучать полезно, — сказал Леонид Фёдорович: — скучая, вы набираетесь сил, организм отдыхает.
— Почему же тогда в песне поётся «Пионер… никогда, никогда не скучай»? — спросил Миша. — Выходит, скучать, может, и не полезно?
Мне казалось, что Леонид Фёдорович не найдёт что ответить. Но он даже на одну секунду не запнулся.
— Видите ли, — сказал он, — медики и поэты могут и не сходиться во мнениях. Наблюдать же за вашим отдыхом поручено всё-таки мне.
Я подумал, что лучше бы это было поручено, наоборот, поэту, но вслух ничего говорить не стал.
Уже под конец Ирина сообщила известие, которое всем пришлось по душе: мы завтра же приступим к волейбольным тренировкам, чтобы создать команду, потому что нас вызывает на состязание сборная Артека, находящегося неподалёку от нас.
— Вот так… А завтра утречком начнём понемножку купаться, — сказал Леонид Фёдорович.
Разошлись мы недовольные. После ужина Миша отвёл меня в сторону:
— Надо поговорить.
Мы нашли скамейку в боковой, неосвещённой аллее парка и сели. Вокруг никого не было. В нескольких шагах от скамейки рос самшит — деревце, очень похожее в темноте на копну сена. Миша проверил, не прячется ли кто-нибудь за самшитом, и сказал вполголоса:
