Тольтекское искусство жизни и смерти: история одного открытия - [3]

Минутой раньше во сне мне явился другой воин, юноша из древних времен. Он стоял на одном из холмов у подножья священной горы и смотрел на свою любимую долину. Его едва освещал бледный свет звезд. Перед ним раскинулось озеро, окружавшее и защищавшее Теночтитлан[1], родину его и моего народа. В этом видении великая долина была окутана туманом. Один за другим тускло замерцали предрассветные огни – его селение просыпалось. Сердце юноши громко билось, как оно бьется сейчас у меня. Ноздри его чутко вдыхали ночной воздух; ветер, меняя направление, щекотал кожу. Осторожно опустившись на одно колено, он высоко поднял лук. Пальцы его правой руки касались перьев стрелы, благословленной дымом священного огня. Он не подведет свой народ, когда нападет враг. Не подведет свою семью, не обесчестит память древнего народа тольтеков. Не подведет он и себя самого.

Время было самое опасное – тот час, когда утро еще не успело придумать, каким ему быть, и в предрассветной тьме добро боролось со злом. Молодой воин моргнул раз, другой, и рука его обрела твердость. Я разделял его видение, – казалось, я чувствовал, как камешки перекатываются под подошвой его сандалии, впиваются в плоть колена. Я чувствовал, как туман хватает воина за лодыжки, обволакивая холодом его голые руки и бедра, лижет его затылок и раскрашенный лоб. Вместе мы взглянули на небо. Мир, простиравшийся над ним, – строй звезд на поле тайны – отражал его безупречную фигуру. Он понял это, прошептал молитву и успокоил дыхание. Тело его расслабилось. Он перевел взгляд на лежавшую внизу долину, туман над которой начал расходиться. Воды озера его предков изгибались между темными холмами, как пальцы богини, украшенные драгоценными камнями. Он упер конец лука в землю. Орлиное перо в его волосах грациозно покачивалось на поднимающемся ветру. Спину он держал прямо, живот был расслаблен. В преддверии восхода его смуглая кожа отливала сверкающей бронзой.

Сейчас его соплеменники должны быть ему благодарны. Он представил себе, как кто-то из них выглядывает из дверных проемов, чувствуя, что за туманом притаилась угроза. Он посмотрел на селение, омываемое озером, и как будто почувствовал на себе пристальный взгляд отца, наблюдавшего, как тихо, в одиночку припал на колено храбрый солдат, которому дает свою силу огненная гора. Отец гордится им, как и все предки. Многое почувствовал он в тот момент пустоты между началом и концом всего. Скоро над восточной кромкой гор вспыхнет свет, а за ним встанет с громким кличем судьба. Его ждут новые победы. За нынешней неизвестностью вынашиваются новые откровения. Ощущая дыхание предков на щеке и прохладное прикосновение их рук к спине, воин снова успокоился. Одна сандалия погрузилась в камни, взгляд устремился вдоль древка боевой стрелы. Ну что ж, он готов…

И сейчас, вырванный пронзительной болью из сна, я понимаю, что пришло время мне присоединиться к воинам древности. Как я когда-то охотился за истиной, так вечность настигла теперь меня. На востоке вдоль горного кряжа разливается рассвет, вслед за ним скачет на коне судьба. На моей щеке – дыхание предков, их прохладные руки касаются моей спины. Я с приветственной улыбкой жду встречи со смертью. Что ж, теперь готов и я.

1

Старая женщина что-то бормотала на ходу. Ей трудно было передвигать ноги по сухой, растрескавшейся земле. Тапочки царапали грунт, вздымая в колышущийся воздух шелковые облачка пыли. В одной руке она несла большую сумку, а другой придерживала накинутую на плечи шаль. Ее усталые шаги были здесь единственным звуком, медленным, тяжелым – и непоколебимым. Она все шла и шла. Никакой различимой дороги или тропы не было, но она и не нужна была ей. Она знала, куда идет, ступая по следу чего-то невидимого, но несомненно существующего для нее. Ее вел инстинкт матери, которая ищет своего сына.

Уже несколько недель ее изводил знобящий страх, какой бывает у матери, когда ее дитя может умереть. Где-то в том мире, который она только что покинула, уходил ее тринадцатый ребенок – уходил не из виду, ибо она знала, что он, безмолвный и бледный, лежит на больничной койке. Он медленно, но верно ускользал от ее чувств. Она больше не улавливала его жизненного потока. Она больше не могла разговаривать с ним без слов, как разговаривала почти пятьдесят лет. Вместе с жизненной силой слабели и его связи с миром мысли и материи. Она знала: времени остается совсем немного. У него отказывает сердце, тело его умирает, врачи почти опустили руки. Что еще оставалось ей, кроме как отправиться в это место, где нет времени и куда ушла его сущность, и попытаться разыскать его? Она найдет своего младшего, душу ее души, и приведет домой.

Кроме ее хрупкой фигурки, ничего живого не было в этой протянувшейся от горизонта до горизонта песчано-скалистой пустыне. Все здесь было бесцветно, кроме синевато-серых волнистых облаков, бесшумной толпой плывших над ее головой. Бездонные небеса через неравные промежутки времени прожигала молния, ослепляя ее… Но то была гроза из снов. Ее создали чувство и чудо – ни то ни другое не остановит ее.