Толпа - [7]

Рефорд. Слушаюсь, мэм.

Он бросает печальный взгляд на девушку, как будто этот разговор не принес ему того, что он ожидал. Она делает небольшой реверанс. Рефорд отдает

честь.

Олив (взяв с бюро сверток, сует ему в руки). Они очень питательные.

Рефорд. Благодарю вас, мисс.

Затем, подталкивая друг друга и смущаясь от неумения скрыть свои чувства и

соблюсти этикет, они выходят, предводительствуемые няней.

Кэтрин. Бедняжки!

Олив. А что такое антипатриот, мамочка?

Кэтрин (берет газету). Это просто глупое прозвище, дорогая. Перестань болтать.

Олив. Но ответь мне только на один малю-юсенький вопрос.

Кэтрин. Ну, что?

Олив. Папа тоже антипатриот?

Кэтрин. Олив! Что тебе говорили об этой войне?

Олив. Они не хотят нас слушаться. Значит, мы должны побить их и отобрать их страну. И мы так и сделаем, правда?

Кэтрин. Да. Но папа не хочет, чтобы мы это делали: он считает это несправедливым и так прямо и говорит. Все на него очень сердиты.

Олив. А почему несправедливым? Ведь наша страна меньше, чем их?

Кэтрин. Нет.

Олив. О! В книжках по истории наша страна всегда самая маленькая. И мы всегда побеждаем. Вот за что я люблю историю. А ты за кого, мамуся: за нас или за них?

Кэтрин. За нас.

Олив. Тогда и я буду за нас. Как жаль, что папа не за нас.

Кэтрин вздрагивает.

У него будут всякие неприятности из-за этого?

Кэтрин. Думаю, что да, Олив.

Олив. Значит, мы должны быть особенно ласковы с ним.

Кэтрин. Если сможем.

Олив. Я смогу. Я это чувствую.

Элен и Хьюберт показались на террасе. Увидя Кэтрин c ребенком, Элен проходит

мимо двери, а Хьюберт входит в комнату.

(Увидев его, тихо.) Дядя Хьюберт сегодня едет на фронт? (Кэтрин кивает.) А дедушка нет?

Кэтрин. Нет, дорогая.

Олив. Значит, им повезло, верно, мамочка? А то бы дедушка им задал!..

Хьюберт подходит к ним. Присутствие ребенка заставляет его взять себя в руки.

Хьюберт. Ну, сестричка, пора прощаться. (К Олив.) Что привезти тебе, цыпленок?

Олив. А разве на фронте есть магазины? Я думала, что там все кругом опасно.

Хьюберт. Ни капельки.

Олив (разочарованно). О!

Кэтрин. А теперь, милочка, обними дядю как следует.

Пока Олив обнимает Хьюберта, Кэтрин успевает совладать с собой.

Мысленно мы с папой всегда будем с тобой. До свидания, Хью!

Они не осмелились поцеловаться, и Хьюберт выходит, чопорный и прямой. В дверях он сталкивается со Стилом, на которого не обращает ни малейшего

внимания. Стил колеблется и хочет уйти обратно.

Войдите, мистер Стил.

Стил. Депутация от избирательного округа Толмин должна скоро прибыть, миссис Мор. Сейчас двенадцать часов.

Олив (скатав шарик из газеты, лукаво). Мистер Стил, ловите.

Она бросает шарик, и Стил молча ловит его.

Кэтрин. Милочка, иди, пожалуйста, наверх.

Олив. Можно мне почитать там у окна, мамочка? Тогда я увижу, как будут проходить солдаты.

Кэтрин. Нет. Ты можешь ненадолго выйти на террасу, а затем пойдешь наверх.

Олив неохотно выходит на террасу.

Стил. Ужасные новости сегодня в газетах. Все этот перевал. Вы видели? (Читает газету.) "Мы не желаем иметь ничего общего с бредовыми речами выродка, который в такой момент бесчестит свою страну. Член парламента от избирательного округа Толмин заслужил презрение всех стойких патриотов..." (Берет вторую газету.) "...Существует определенный тип политических деятелей, которые даже во вред себе не могут устоять перед искушением саморекламы. Но в момент национального кризиса мы наденем на этих людей намордник, как на собак, подозреваемых в бешенстве..." Все, как один, ополчились на него.

Кэтрин. Меня гораздо больше беспокоят те, кто привык швырять грязью в родную страну, а теперь превозносит Стивена как героя! Вам известно, что он задумал?

Стил. Увы, да! Мы должны заставить его отказаться от мысли выступать повсюду с антивоенными лекциями, миссис Мор, мы просто обязаны это сделать.

Кэтрин (прислушиваясь). Делегация прибыла. Пойдите за ним, мистер Стил. Он в своем кабинете в палате общин,

Стил выходит, а Кэтрин стоит, не зная, что делать. На мгновение он снова открывает дверь, чтобы впустить делегацию; затем удаляется. Входят четыре джентльмена, всем своим видом показывая, что они пришли по важному делу. Первый и самый живописный из них, Джеймс Хоум, худой, высокий человек с седой бородой, густой шевелюрой, хмурыми бровями и полузастенчивыми, полудерзкими манерами, то грубый, то чересчур вежливый, один из тех, кто еще не вхож в высшее общество, однако втайне весьма высокого мнения о себе. Он одет в светлый шерстяной костюм, красный шелковый галстук пропущен сквозь кольцо. Вслед за ним идет Марк Уэйс, круглолицый человек средних лет, с гладкими темными волосами и с едва намеченными бакенбардами, у него привычка постоянно потирать руки, как будто он что-то продает высокочтимому покупателю. Он довольно плотного сложения, одет в черный костюм, с массивной золотой цепочкой на жилете. За ним шествует Чарлз Шелдер, адвокат. Это человек лет пятидесяти, с лысой яйцеобразной головой, в золотом пенсне. У него маленькие бачки, кожа нездорового, желтоватого оттенка, довольно добродушное, но настороженное и недоверчивое выражение лица, а когда он говорит, то как будто пережевывает пищу. Это впечатление возникает от его резко выдающейся вперед верхней губы. Замыкает шествие Уильям Бэннинг, широкоплечий, энергичный человек, пробивший себе дорогу из низов. Ему можно дать от пятидесяти до шестидесяти лет, у него седые усы, румяное лицо