Толпа героев XVIII века - [75]

По заданию императрицы Левенвольде немедленно отправился в Германию на поиски достойного жениха для нашей героини. А в это время с самой принцессой начались волшебные перемены. Девочку забрали от матери ко двору тетки, назначили ей приличное содержание, штат придворных, а главное – начали поспешно воспитывать в православном духе: ведь теперь с ее именем была связана большая государственная игра.

Обучением девушки занимался ученый монах Феофан Прокопович. В 1733 году она – в Мекленбурге нареченная по лютеранскому обряду Елизаветой Екатериной Христиной – при крещении получила то имя, под которым вошла в русскую историю: Анна. У посторонних наблюдателей сложилось впечатление, что императрица удочерила племянницу и передала ей свое имя. Это не так, скорее всего, Анна Иоанновна стала крестной матерью Анны Леопольдовны. Родная мать, Екатерина, присутствовала на церемонии крещения дочери 12 мая 1733 года, но буквально через месяц умерла. Сорокалетнюю мекленбургскую герцогиню похоронили рядом с матерью – царицей Прасковьей Федоровной – в склепе Благовещенской церкви Александро-Невского монастыря.

Екатерина все же успела рассмотреть жениха, которого нашел ее дочери в Германии Левенвольде. Его звали Антон Ульрих, принц Брауншвейг-Беверн. Ему было 19 лет, он приходился племянником австрийской императрице Елизавете – жене императора Карла VI. Жених приехал в Петербург 5 февраля 1733 года и сразу же попал на праздник именин императрицы и, соответственно, своей невесты. Вместе с ними он наблюдал удивительное зрелище: на ледовом поле перед Зимним дворцом тысячами зеленых и синих искусственных огней сиял сад, в середине которого можно было видеть огромную «клумбу» в виде короны с вензелем императрицы, составленную из красных фонарей. Иллюминацией сияли Петропавловская крепость, Академия наук – всего в этот вечер горели огни 150 тысяч ламп и фонарей. Принц мог убедиться воочию: его принимали в столице могущественной империи…

Сразу скажем, это не была та пара, на которую заглядывались многочисленные гости. Анна Леопольдовна не производила выгодного впечатления на окружающих. «Она не обладает ни красотой, ни грацией, – писала жена английского резидента леди Рондо, – а ее ум еще не проявил никаких блестящих качеств. Она очень серьезна, немногословна и никогда не смеется; мне это представляется весьма неестественным в такой молодой девушке, и я думаю, за ее серьезностью скорее кроется глупость, нежели рассудительность». Впрочем, иного мнения об Анне Леопольдовне был ее будущий обер-камергер Эрнст Миних. Он писал, что ее считали холодной, надменной и якобы всех презирающей. На самом же деле ее душа была нежной и сострадательной, великодушной и незлобивой, а холодность была лишь защитой от «грубейшего ласкательства», очень распространенного при дворе ее тетки. Так или иначе, некоторая нелюдимость, угрюмость и неприветливость принцессы бросались в глаза всем. Много лет спустя французский посланник Шетарди передавал рассказ о том, что герцогиня Екатерина была вынуждена прибегать к строгости, когда дочь ее была ребенком, чтобы победить в ней диковатость и заставить являться в обществе.

Впрочем, объяснение не особенно симпатичным чертам Анны Леопольдовны нужно искать не только в ее характере, данном природой, но и в обстоятельствах ее жизни, особенно после 1733 года. Дело в том, что приехавший жених Анны всех разочаровал: и невесту, и ее мать, и императрицу, и двор. Худенький, белокурый, женоподобный сын герцога Фердинанда Альбрехта был неловок от страха и стеснения под пристальными, недоброжелательными взглядами придворных «львов» и «львиц». Как писал в своих мемуарах Бирон, «принц Антон имел несчастье не понравиться императрице, очень недовольной выбором Левенвольде. Но промах был сделан, исправить его без огорчения себя или других не оказалось возможности». Императрица не сказала официальному свату – австрийскому послу – ни да ни нет, но оставила принца в России, чтобы он, дожидаясь совершеннолетия принцессы, обжился, привык к новой для него стране. Ему был дан чин подполковника Кирасирского полка и соответствующее его положению содержание.

Принц неоднократно и безуспешно пытался сблизиться со своей будущей супругой, но она равнодушно отвергала его ухаживания. «Его усердие, – писал впоследствии Бирон, – вознаграждалось такой холодностью, что в течение нескольких лет он не мог льстить себя ни надеждою любви, ни возможностью брака». Летом 1735 года начался скандал, отчасти объяснивший подчеркнутое равнодушие Анны к Антону Ульриху. Анну, тогда шестнадцатилетнюю девицу, заподозрили в интимной близости с красавцем и любимцем женщин графом Линаром – польско-саксонским послом, причем соучастницей тайных свиданий была признана воспитательница принцессы госпожа Адеракс. В конце июня ее поспешно посадили на корабль и выслали за границу, а затем по просьбе русского правительства Август II отозвал и графа Линара. Причина всего скандала была, как писала леди Рондо, очень проста: «Принцесса молода, а граф – красив». Пострадал и камер-юнкер принцессы Иван Брылкин, сосланный в Казань. Больше об этом инциденте сказать ничего невозможно. Известно лишь, что с приходом Анны Леопольдовны к власти в 1740 году Линар тотчас явился в Петербург, стал своим человеком при дворе, участвовал в совещаниях, получил орден Святого Андрея, бриллиантовую шпагу и прочие награды. Факт, несомненно, выразительный, как и то, что не известный никому бывший камер-юнкер Брылкин был назначен на высокий пост обер-прокурора Сената! Наконец, известно, что после скандала императрица Анна Иоанновна установила за племянницей чрезвычайно жесткий, недремлющий контроль. Проникнуть на ее половину было теперь посторонним совершенно невозможно.