Толлеус. Учитель – ученик - [35]

– У меня нет посоха! – пискнул Оболиус, чем рассердил учителя еще сильнее.

– Значит, башку оторвет! Бестолковую! Думать надо, думать, прежде чем что-то сделать. Это ж чего учудил: раскачал плетение перед активацией! Ты еще собери нестабильное плетение да маной его наполни! Да не жалей, побольше влей! Чтобы уж наверняка! Одно слово – оболтус!

Пока Оболиус побитой собакой стоял в темном углу, чтобы не садиться на обожженный зад, Толлеус засобирался проведать своих мохнаток. Помощника он милостиво не взял, предоставив ему возможность постигать искусную науку, не отвлекаясь на хозяйственные дела. То, что горе-ученик не спал всю ночь и падал от усталости, он в расчет не брал. Других заданий у Оболиуса не было: даже за конюшней присматривать не требовалось, потому что старик повез сбережения с собой. Финна, которая плохо понимала, что происходит, только качала головой и старалась не попадаться господам искусникам на глаза.

Когда старик уехал, Рыжик с оханьем устроился на хозяйской кровати – на мягкой перине, набитой гусиным пухом, лежать было терпимо. Там он сейчас же заснул, хотя намеревался поработать над защитным плетением.

Долго поспать не удалось: судорога скрутила в положенное время, вырвав из сладкого забытья. Хорошо хоть благодаря целебному плетению искусника переносить волну стало не так больно.

Мысль, которая крутилась в голове до того, как парня сморил сон, не ушла. Искусник, распекая своего ученика, говорил про ману. Что-то вроде: «Закачай побольше – огребешь сильнее». Идея состояла в том, чтобы, наоборот, снизить уровень маны. Тогда и плетение будет бить слабо!

Вредное плетение черпало ману из запасов самого Оболиуса. Избавиться от нее проще простого, – например, потратить. Но для этого, во-первых, нужно плести какую-нибудь искусную вязь (долго и трудно), а во-вторых, просто так разбрасываться этим ресурсом не хотелось (старик носился с ним, как курица с яйцом, и такое же трепетное отношение, похоже, стало передаваться и его ученику). Был и другой способ – слить ману. Толлеус делал это запросто, складируя ее в накопители. Сосать ману из маногубок и даже напрямую из ауры мохнаток Оболиус умел. Как это работает в обратную сторону, он не знал, но тут же вскочил и побежал пробовать.

Конюшня встретила его полутьмой, стойким запахом животных и каким-то неповторимым уютом. Мохнатка Булька против обыкновения не рыскала по двору, подрывая столбы хлипкого плетня, а была здесь же: ее добрые глаза чуть-чуть светились желтым у дальней стены. Парень даже не стал подходить к ней, просто потянувшись к зверюге аурой. А когда их ауры соприкоснулись, начал эксперименты с маной. Когда в Широтоне он в первый раз попробовал выпить ману, получилось сразу же: организм сам почувствовал, что нужно сделать, чтобы восстановить собственный запас. Сейчас с внутренним балансом все было в порядке, поэтому подсказок не наблюдалось. Оболиус постоял в раздумье, потом сообразил сознательным усилием высосать из химеры всю ману, надеясь, что либо животное захочет восстановить свой запас и даст почувствовать, как мана уходит, либо же организм сам сбросит излишек, потому как из-за избытка маны в ауре ощущался некоторый дискомфорт – давление в голове.

Идея оказалась правильной – лишняя мана ушла обратно химере, и напряжение сейчас же пропало. Нужное ощущение подросток получил и попробовал воспроизвести его, внутренним усилием «отрыгнув» ману. Получилось, но не чуть-чуть, как планировалось, а целиком и полностью. Мохнатка, которая до того мирно лежала в соломенном гнезде, вскочила и принялась метаться по стойлу, оглашая окрестности душераздирающим бульканьем, переходящим в визг. Потом внезапно повалилась где была, продолжая сучить ногами, и изо рта пошла пена. В истинном зрении аура животного непривычно раздулась, некоторые ее участки, явно не приспособленные под такие нагрузки, истончились до прозрачного состояния или даже порвались. На счастье, личный запас маны Оболиуса был невелик: больше, чем у обычного человека (сказывались регулярные тренировки, а может, манипуляции Никоса), но до чародейского уровня ему было еще далеко. Иначе аура бедной Бульки попросту лопнула бы. Сообразив это, ученик искусника тут же снова наладил аурный контакт и отсосал обратно излишки.

Мохнатка затихла и обмякла. Перепуганный Оболиус, предчувствуя новое наказание, поспешил к ней, но шлепнулся в навоз рядом со своей жертвой, настигнутый разрядом плетения. Придя в себя, подросток медленно сел и посмотрел истинным зрением. Химера была жива, хотя ее аура выглядела неважно: какая-то взбаламученная и измочаленная. Странно было видеть разноцветные потоки и пульсацию там, где всегда было кристально-чистое спокойствие. Чем помочь животине, за которую кордосец без раздумий снимет голову, Оболиус не знал. Она пострадала из-за него! Старик этого не простит… Если узнает! Мохнатка умела благотворно влиять на ауру. Эх, вот бы сейчас сюда вторую. Может быть, она смогла бы помочь своей товарке…

Увы, других химер здесь нет, а загон далеко. Близкий к панике, Рыжик снова подключился к животному, бормоча: «Я буду вместо второй мохнатки, я сам тебе помогу!» Как это делается, он понятия не имел. Между «захотеть» и «сделать» огромная пропасть, а в данном случае было даже непонятно, что же следует предпринять. Несколько минут Оболиус вглядывался в непрерывно меняющуюся картину перед глазами. На всякий случай потыкал в нее аурным щупом и даже получил какой-то результат: аура животного напоминала глину – лепи что хочешь. Но дело опять-таки упиралось в вопрос, что слепить.