Толкование сновидений - [8]

Крис смотрит на меня и часто моргает. Конечно, ей все понятно. Нам при таком раскладе будет самый резон пожениться. До сих пор любовь была отдельно, а пироги отдельно, ведь с нашими тренировочными сборами и выступлениями в разных формулах – какая тут, к чертовой матери, семья? Дай Бог раз в месяц, образно говоря, э-э… за руки подержаться. Мы и не обсуждали никаких перспектив, все-таки оба взрослые люди и реалисты. А вот если я пошлю на фиг этот распроклятый спорт… В котором увяз по уши, потому что угодил в элитную формулу, чтоб ей ни дна, ни покрышки! И это Кристи тоже понимает. Род занятий у меня просто-таки на морде оттиснут. Разве что нет стартового номера. Но его с успехом заменяют любимые шмотки. Достаточно взглянуть на мои джинсы, а теперь еще и сапоги – сразу видно, что за фрукт. Парень вкалывает, как маленькая куколка, но за это ему обламывается жирный кусок. Только псих из формулы «Челлендж» отвалит две тысячи за ковбойские штаны с пятью заклепками. Позволь любому моему одногодку, не нюхавшему снежного пороху, заработать те же деньги где-нибудь на бирже или в рекламном бизнесе, да где угодно, только не на трассе – он за тот же двушник купит отличный костюм. Потому что он не псих. Но он и не может выкамаривать на лыжах то, что умею я. И такое распределение жизненных ролей, наверное, справедливо.

«Слушай, Поль, – говорит Крис тихонько, вглядываясь мне в глаза. – Только не обижайся, но… Ты уверен, что именно это тебе нужно? Я хочу сказать – именно так? Ведь один сезон без тренировок, и ты уже не сможешь вернуться. Может, подождем немного? Ты еще прекрасно откатаешь в „Ски Челлендж“. Ты же профессионал, зачем себя губить в самом расцвете? Столько лет, столько здоровья мы кладем на то, чтобы выбиться в люди… Я понимаю, второй золотой дубль вещь нереальная, но одиночное золото еще долго будет твое». Милая Крис… Я мягко улыбаюсь. «Ты не знаешь всего, солнышко. У меня больше не будет золота в слаломе. С будущего сезона все золото в „Челлендж“ соберет Боян Влачек. Хотя он мог бы и с прошедшего начать. Откровенно говоря, я не уверен, что Боян просто так упал, по глупости. И не буду уверен, пока с ним не поговорю тет-а-тет. В общем, лучше мне уйти непобежденным. Это и для бизнеса хорошо, я ведь стану легендой, почти как твой дедушка Жан-Клод. Надоест журналистика – буду приторговывать инвентарем, связи есть… Ой, неважно это все. Главное – уходить нужно прямо сейчас. Иначе меня это болото засосет. А я не хочу. Я хочу быть с тобой. Всегда». И по глазам ее вижу – поверила. Даже с учетом скидки на мой пьяный вид. Или наоборот, ведь что у трезвого в голове… Короче говоря, поверила в искренность моих слов. Решение-то действительно непростое, я ведь еще года три могу ого-го как… Если, конечно, не принимать в расчет друга Бояна и дышащих ему в затылок молодых штатников и австрияков, коим несть числа. Так что выбор мой – единственно верный. Я на самом деле хочу и могу зачехлить лыжи. Почему нет? Забрал суперприз – уходи! Ох, подозрительно легко я его забрал… С Бояном придется очень серьезно поговорить. Если он по заказу упал, тогда я ни при чем, у меня своя игра, у него своя. Но вот если это он лично мне решил по старой дружбе подарочек устроить такой ценой, что нога чуть винтом не пошла, тогда я… Не знаю, что сделаю. Возьму кувалду и так его любимый «Порш» измордую, что в металлолом не примут.

А может, он действительно скорость не рассчитал?

На этом мой поток сознания обрывается, потому что Крис прижимается ко мне крепко-крепко и говорит: «Поль, мой единственный, я понятия не имею, как дальше сложится наша жизнь, но если я могу быть с кем-то счастливой, то это только с тобой. Я тебя люблю. Я знаешь, о чем мечтаю весь последний год? Чтобы мы могли жить по-человечески, как все нормальные люди, вместе…» И дальше неразборчиво, ведь голос у нее звенит, как струна, она же всю себя вложила в эти слова. А я смотрю на часы и говорю: «Родная, если ты не против… Я в этих формальностях не разбираюсь, у нас, кажется, вероисповедание разное, и все такое, но если мэрия в столь поздний час еще функционирует, то брачное свидетельство нам выдадут сегодня же. И праздник выйдет дай Бог каждому, одна из сильнейших команд в истории горнолыжного спорта будет нас по всему городу на руках носить. Собственно, я что имею в виду… Мадемуазель, вот моя рука, а вот и сердце. Выходите за меня замуж».

Она улыбается и говорит почти шепотом: «Я согласна». Так просто и естественно, что всем нутром чувствую – это от души. «Только знаешь, – говорит, – все-таки не сегодня. Во-первых, ребята пусть хоть немного проспятся, они же на ногах не стоят, а во-вторых, мы уже пришли, вот дверь, я тут квартиру сняла, как раз ужин должен разогреться, тебе ведь позже нельзя, у тебя режим». Я в ответ замечаю, что какой теперь режим, нет у меня больше режима, на фиг он мне не нужен, я же из спорта ухожу. А Кристи начинает-таки плакать, карабкается ко мне на шею и бормочет: «Господи, неужели это все на самом деле? Поль, у меня такое ощущение, что это сон, в жизни так не бывает, чтобы такое счастье, Поль, я люблю тебя, Поль, милый, единственный…» А я, очень гордый и немного растерянный, потому что наконец-то сжег все мосты, и впереди настоящая жизнь, а не беготня за деньгами наперегонки с компрессионной травмой позвоночника, к тому же почти совсем уже трезвый, говорю: «Нет, любовь моя, ты не спишь. Мы сделали это. Понимаешь? Мы сделали это!!! Круг почета, Кристи! Все сбылось».