Только здесь и нигде больше - [51]

— Из тайника моей бабушки.

— Это ужасно, ты ведь такой молодой… и уже всякие таблетки.

— Так мило, что ты беспокоишься обо мне. Я вообще не принимал никаких таблеток в последние пару дней. С Эшли я хочу быть в ясном уме, – он робко улыбнулся. – Она сама как наркотик для меня.

— Ты милый. – Я толкнула его к лифту. – Теперь иди на крышу и разберись с Эшли.

— Ладно, увидимся. Позвони мне, если тебе что-то понадобится, или если просто захочешь прогуляться, – сказал он и ушел.

Я запила синюю таблетку большим глотком пива, и весь вечер был как в тумане.

13. Рабочий экземпляр

Прошел месяц, прежде чем я снова начала чувствовать себя нормально. Я с легкостью вернулась к прежней работе, ну, если не считать того, что меня сослали в раздел Искусство и Развлечения. Я не возражала – по крайней мере, Джерри не уволил меня. Он понял, что меня на винодельне обманули. Я виделась с Уиллом Райаном[32]и его женой, когда она выступал в Чикаго, и Джерри напечатал (без вопросов) мой очень восторженный отзыв о концерте.

Бет закончила написание опровержения для статьи о Лоусоне. Газета попыталась спасти положение, не указывая конкретно на виновника недоразумения. Она сумела создать впечатление о том, что репортера намеренно ввели в заблуждение, но прямо об этом не сказала ни разу. К нашему полному изумлению, ни на статью, ни на опровержение реакции почти не было, так что мы испытали облегчение. Мы поняли, что просто сами же сделали из мухи слона, и все благодаря моему личному участию.

Но все-таки Джерри и я решили, что было бы лучше для меня залечь на дно, пока история не будет забыта. Лоусон, кем бы он ни был, снова оказался вне поля зрения, но вино и винодельни репутацию не потеряли. После моей статьи сразу несколько журналов Напа-Вэлли опубликовали обзоры на тему виноделен Лоусона и его прекрасных виноградников. О нем писали, как о дельце, но личная жизнь Лоусона ни разу в этих статьях не упоминалась. Джейми поддерживал свое инкогнито и после опровержения. Я смотрела на фотографии винодельни со странным чувством — как будто я никогда там не была. Мои воспоминания об этом красивом месте были запачканы.

Я больше не ходила с Бет в гей-бары, но мы договорились ужинать раз в неделю. Оправдывая сказанное в «Песьем отце», она, наконец, начала с кем-то серьезно встречаться, и впервые я набирала больше слов по выходным. Я каждый понедельник приходила на работу, и, склонившись над ее кубиклом, говорила:

— Я выдала восемь тысяч слов.

Она обычно хихикала.

— Да, но я занималась постельной гимнастикой.

— Ее значение переоценено, – говорила я. Врала, конечно.

Трудно было не порадоваться за Бет, Джерри и Дилана, которые сумели отыскать свои половинки, так что я изо всех сил подбадривала их. Я посадила у себя еще одно комнатное растение и завела рыбку, которую назвала Анчоус. Чтобы просто завести её, мне потребовалась вся сила воли, которую воспитала по мне Роуз. Это наверняка был первый шаг — и скоро я заведу себе еще и двадцать кошек. Я думала о том сне с Роуз. Он снился мне до сих пор, но всегда заканчивался до того, как она открывала глаза. Страшные и трогательные моменты ушли из этого сна, но печаль осталась.

Стивен перестал трахать женщин в подвале после того, как Дилан и я организовали сбор подписей — и дверь в прачечную вообще убрали. Суперинтендант не был фанатом Стивена, и с радостью взял на себя эту обязанность.

Джейми по-прежнему оставлял мне сообщения, умоляя перезвонить. Это продолжалось две недели, а потом он смирился. Теперь он просто звонил, чтобы сказать «спокойной ночи» или «доброе утро», или «я думаю о тебе» — правда, не мне, а голосовой почте. Эти сообщения заставляли мое сердце болеть, но это была хорошая боль. Почему-то я думала, что эта боль исцеления. Так болит заживающая рана. Я каждый день вовремя приходила на работу, ведь я прекратила искать Просто Боба. Но я не перестала выискивать праздничный поезд. Моя жизнь обрела цель — проехаться рядом с Сантой по гребаной ветке L, и не успокоюсь, пока этого не случится. Я заставила себя поверить, что этого достаточно, чтобы жить дальше.

Время тянулось, словно фильм о моей жизни вдруг пустили в замедленном ритме, и вот однажды утром я наткнулась на знакомое лицо на станции L. Это было в декабре — в Чикаго в это время холодно, но я вспотела. Ваше тело привыкает поддерживать температуру, если вы живете в холодном месте. Я люблю натягивать на себя кучу одежды, потому что ненавижу выходить на мороз, но до поезда я всегда дохожу почти бегом. Так что, добравшись до станции, я обычно обливаюсь потом. Транзитная система станции прогревает воздух вокруг, так что на путях никогда не бывает льда. Иногда на станциях очень жарко, а если поезд переполнен, и вы пробежали четыре квартала в пальто, есть шанс, что вы либо грохнетесь в обморок, либо вас стошнит. Так почти и вышло, когда однажды утром я встретила Кристину.

Я ее тотчас же узнала, но не сразу вспомнила имя. Ей было около тридцати — женщина со светло-рыжими волосами и прекрасным цветом лица. Она узнала меня мгновенно, но все же сначала изучила взглядом. Мое сердце билось в груди после бега. Я вытерла капли пота со лба и стала лихорадочно стаскивать пальто. Она посмотрела на меня и наклонила голову в сторону. Я чувствовала изучающий взгляд.