Только всем миром - [24]

— Но ведь шкипер, — напомнил Исаеву Чекалин, — все это подтвердил давеча. Я не путаю?

— Шкипер! — кипел Исаев. — Да ни шиша он не знает!

Во время своего второго за этот день посещения буксира Исаев без особого труда — по вахтенному журналу «Геркулеса» — установил, что буксир в ту ночь не раз стоял у причала, причем однажды именно около ноля часов. Дальше — больше. Буряк, без сомнения, покидал судно в эту стоянку. Притом — тайно; ни шкипер, ни вахтенный штурман об этом не знали, поскольку отпрашиваться у них Буряк не посчитал нужным. Договорился с вахтенным у трапа — Платоновым, корешом своим давним, и был таков. Вернулся, по заверению Платонова, примерно через полчаса.

Факт, что и говорить, крайне любопытный открывался — за всей этой историей. Не то даже занозило Чекалина, что Буряк куда-то отлучался с судна, а вот — почему он так усиленно скрывает это? Какая такая нужда в том? Судя по всему, не тот парень Саня Буряк, чтобы испугаться какого-то там нарушения дисциплины, не признаться в эдаком пустяке: наверняка ведь обыденное для него дело. Тогда что же?

Комбинация фактов, затейливое их сцепление были не в пользу Буряка. Это надо же так идеально сойтись всем шестеренкам, чтобы отлучка с буксира, которую Буряк к тому же норовит скрыть, совпала — и по времени, и по месту — с убийством таксиста! Но что-то все- таки не устраивало Чекалина в этом фантастическом пасьянсе, в отличие от Исаева, которого, кажется, уже ничто не смущало. Собственно, именно дьявольские эти совпадения и настораживали: болван, спьяна хваставший будто бы совершенным им убийством таксиста, работает в порту; убийца, вероятно, сел в такси около порта; примерно в то время, когда совершено убийство, Буряк отлучается с судна, а затем именно это обстоятельство скрывает. Такой вот букет. Чекалин даже и в детективах терпеть не мог такого рода совпадений, полагая, что обилие их идет от неопытности автора. Реальность, по долгому уже своему опыту знал он, не столь щедра на подобные подарки.

Саню Буряка доставили в райотдел довольно скоро. По счастью, он еще не ушел от Леночки с Липовой аллеи, отсыпался там. Везли его хоть и без конвоя, но все же в милицейской машине. Должно быть, этот факт произвел на него надлежащее впечатление: был он заметно встревожен, оттого и суетлив не в меру. Увидев Исаева, заюлил, осклабился:

— Вот и я, товарищ майор. Явился — не запылился.

Да, подумал, приглядываясь к нему, Чекалин, именно

что Саня; не Александр, и даже не Саша, не Шура — Саня. Что-то такое в лице — тютелька в тютельку Саня. Лицо, в общем-то, доброе: скуластый, губастый, носастый. Легко представить, как губошлепил свои угрозы таксисту. Скорее смешно, чем страшно. Таксист Пономарев чересчур, пожалуй, всерьез отнесся тогда к его устрашающим словам…

— Я, Саня, недоволен тобой, — с ноткой обиды в голосе говорил Исаев. — Не люблю, понимаешь, когда меня обманывают.

Буряк с обеспокоенностью посмотрел на него, потом перевел быстрый взгляд на Еланцева и Чекалина, сидевших чуть в стороне, точно надеялся по их лицам угадать, в чем тут дело. Угадал не угадал — сие неведомо. Про говорил вроде бы и серьезно, но тоже немного и скоморошествуя, пожалуй:

— Я? Чтоб обманывать?! Да ни в жисть!

— Все, что ты мне утром говорил, — вранье.

— Где вранье, где? — всполошился Буряк. — Какое вранье?

— Самое обыкновенное, — вдумчиво разъяснил ему Исаев. — Бессовестное.

— Да нет, товарищ майор! Это вы зря! Чтобы Санька Буряк! Да что я, враг себе, что ли?

— Выходит, что враг, — отрубил Исаев. — Так как — отлучался ночью с буксира или не отлучался?

Пауза была внушительная — добрую минуту. Наконец Буряк воскликнул со смертной тоской:

— Вот же невезуха!

— Так мы вас слушаем, Буряк, — с подчеркнутой официальностью сказал Исаев. — Все как есть: когда отлучались с судна, зачем?

Санина история, если верить ему, была до смешного незатейлива. Стояли у стенки причала, захотелось выпить. Вахтенный у трапа — дружок, вмиг понял родную душу — отпустил на свой страх и риск. С водкой тоже особых проблем не предвиделось: девицы, в ожидании щедрых кавалеров, не прочь спекульнуть ею, у таксистов частенько бывает она, но больше всего надежда была на Женьку Калымыча, который чуть не еженощно, как на службу, подъезжал к порту на белом своем «жигуленке» и бойко торговал водкой. Но в ту ночь Сане как раз не повезло: Калымыч — окончательно совесть потерял! — за бутылку не обычный червонец требовал, а пятнадцать рубликов, таких денег у Сани не было. Он кое-что высказал Калымычу на сей счет, тот, в свою очередь, в долгу не остался. Девицы на глаза Сане не попадались, «тачек» с зеленым глазом тоже на стоянке не было — Саня и вернулся восвояси, злой и трезвый. Вся отлучка будто бы с полчаса заняла, не больше.

— Это все? — спросил Исаев, когда Саня Буряк умолк.

— Все.

— Ты и утром чистосердечно все врал мне.

— Сейчас другое дело.

— Почему же — другое?

Этого Буряк и сам, верно, объяснить толком не мог, поэтому ограничился лишь тем, что пожал плечами.

— Послушайте, Буряк, — сказал Еланцев, — странная штука получается. В районе порта убит таксист. Около ноля часов, как раз в то время, когда вы отлучались с судна и выходили за пределы порта. А наутро вы говорите таксисту Пономареву, что одного таксиста уже убили ночью, могу, мол, и тебя в случае чего…