Только всем миром - [12]

Ладно, как бы там ни было, а сейчас Еланцев, как, впрочем, и сам Чекалин, оба они подоспели очень даже вовремя. Люди, находившиеся в райотделе, были таксисты. Те, что в ночь убийства работали на линии. Мало того, как оказалось, все они (тут надобно отдать должное сотрудникам райотдела — весьма оперативно развернулись!) по прихотливой игре случая были очевидцами наезда машины «47–47» на другое такси (госномер «23–38»), за рулем которого был водитель Соловьев. Произошло это дорожно-транспортное происшествие в начале первого ночи. Машину «47–47» в этот момент вел не Щербанев, а, по предварительным данным, какой-то молодой парень.

Еланцев приготовил бланки протокола допроса свидетелей. Первым пригласили в кабинет Исаева водителя Соловьева, чья машина пострадала от наезда. Допрос, так условились, вел Еланцев; Чекалин и Исаев, разумеется, тоже могли задавать вопросы — если понадобится.

Соловьеву было 37 лет, таксистом работает девятый год. По своему почину для чего-то добавил, что — отличник соревнования, а фотография его вот уже второй квартал находится на Доске почета. По существу же дела Соловьев показал, что сильный удар в левый борт машины он ощутил в тот момент, когда остановился у тротуара, чтобы взять пассажирку. Было это на привокзальной площади. Время? Ноль часов пятнадцать минут. Это — точно? Точнее быть не может: в момент удара машинально взглянул на вокзальные часы. А дальше? Что было дальше?

— Дальше, значит, было так. Хотел выйти из машины. Нет, не тут-то было. Заклинило дверь! Мою, водительскую. Вылез через правую дверь. Выскакиваю! Вижу: наша же таксопарковая машина — «47–47», чуть впереди. Водитель ее рядом стоит. Я к нему: ты что, ёксель-моксель, слеподырый? Или с пьяных глаз? Надо же — прямехонько своей правой фарой мне в дверь саданул!

— А он что? — спросил Еланцев.

— Молчит, чего! Что в его положении скажешь? Тут набежали ребята-таксисты. Слышу, кто-то спрашивает его: ты что, с нового набора? Ага, говорит, с нового. Я ему: давай права. Сейчас, отвечает. И в свою машину. Выносит права, я их в карман себе (техталон вернул, конечно, на кой он мне!), сунул права в карман, вот в этот, нагрудный, и соображаю, что дальше делать. Ясное дело, с линии надо сходить: аварийная машина. Через дверь пассажира влез назад в машину, завел, все вроде в порядке. Включаю первую передачу, а она не включается. Повело, значит, сцепление от удара. Ну, попросил Арсеньева, бывший напарник мой, — он тоже тут был — отбуксировал меня в парк.

— Опишите, пожалуйста, человека, который, как вы считаете, был за рулем машины «47–47».

— Высокий парень. Лет двадцати. Красивый, я бы сказал. Не худой, не толстый — все в меру. Волосы? Светлые. Нет, без головного убора он был, точно. Темная куртка. Наверно, нейлоновая. Шарф? Не заметил. Что меня удивило — в правой руке снятые перчатки. Я еще подумал: во пижон, водить не умеет, а туда же, перчатки.

— Если встретите его — узнаете?

— Еще бы. На всю жизнь запомнил!

— В права, которые он отдал вам, не заглянули?

— Нет. Вроде ни к чему показалось.

— Может, случайно, фамилию спросили, имя?

— Нет. Если бы я сомневался — тогда б…

— Не показалось ли вам что-нибудь в его поведении странным, подозрительным?

— Н-нет.

— Был он спокоен, взволнован? Суетился, заискивал? Что говорил?

— Все больше молчал. Только то и сказал, что — новенький. И права молча мне отдал, не пререкался.

— Это вас не удивило: что без пререканий? Вроде так и надо.

— Нет, не удивило. А что? Я бы тоже слова поперек не сказал. Виноват — на права, получай. Такой порядок, чего ж на рожон лезть?

— Какой порядок? — поинтересовался Чекалин; в общем-то ничего худого он не имел в виду, единственно был движим искренним желанием уточнить непонятное. Но этот такой простой, к тому же и сугубо попутный вопрос отчего-то угнетающе вдруг подействовал на Соловьева.

— Вопрос понял, — хмуро откликнулся он.

И, наперекор логике (понял вопрос — так отвечай, чего ж проще?), сразу замкнулся, от недавней бойкой словоохотливости- ни следа. Чекалин уже и пожалел, что так некстати нарушил плавное течение допроса. Тем более что и секундной этой паузы было достаточно, чтобы догадаться, чем вызвано замешательство. Сам того не желая, своим опрометчиво вырвавшимся замечанием Соловьев невольно выдал тот прочно установившийся в таксопарке скверный порядок, при котором водители такси в случае дорожно-транспортного происшествия стараются всеми правдами и неправдами обходиться без ГАИ. Второй раз уж нынче Чекалин сталкивается с этой проблемой…

— Вопрос понял! — как бы перешагнув незримый порог, решительно повторил теперь Соловьев. — В суматохе я как-то забыл про ГАИ. Так что тут, конечно, я виноват…

Ну еще бы не виноват, усмехнулся в душе Чекалин. Разве мог «отличник соревнования» Соловьев (не для такого ли, кстати, случая и аттестовал себя так Соловьев давеча?) бросить тень на свою «фирму» — лучше уж собою на минутку пожертвовать. Однако заострять на этом вопрос Чекалин сейчас не стал.

— Я так понял из вашего рассказа, — вновь взял допрос в свои руки Еланцев, — что водительские права он вынес вам из машины. Где они там находились, не заметили?