Только ты - [9]

И теперь, годы спустя, он по-прежнему гадал, о чем она думает.

– Как здесь красиво!

Мягкий голос вернул его к действительности, и Этан повернулся к Кассандре. Солнечный свет пробивался сквозь густые древесные кроны, желтыми пятнами ложась на ее блестящие волосы. Шляпа Кассандры, откинутая на спину, висела на лентах. Он вспомнил, что стоило только ей уйти из дома, как она немедленно сбрасывала шляпку. Мать часто предупреждала, что нельзя подставлять лицо солнцу: от этого бывают веснушки и дочь обязательно испортит кожу. Но ему всегда нравились золотистые пятнышки, украшавшие ее переносицу.

– Очень, – согласился он, не сводя глаз с ее профиля.

– Как давно ты живешь в Сент-Айвзе?

– Четыре года.

– А до этого?

– Сменил много мест. Искал такое, которое мог бы назвать домом. И наконец нашел здесь.

– Ты так и не женился?

– Нет.

Он надеялся, что резкий ответ обескуражит ее и оградит его от дальнейших вопросов, поскольку не собирался ни в чем признаваться.

К счастью, Кассандра замолчала, и несколько минут тишину нарушал только шелест листьев на ветру и треск сломанных веток под ногами.

– Ты сказал, что искал место, которое мог бы назвать домом, – пробормотала она наконец, – но твоим домом был Гейтсхед-Мэнор.

– Когда-то. Однако потом настало время с ним распрощаться.

– Ты так неожиданно уехал… Даже не попрощался. И это было труднее всего.

– Я оставил тебе записку.

– В которой удосужился сообщить лишь то, что тебе предложили выгодную работу в другом поместье, куда просили немедленно прибыть.

– Мне больше нечего было сказать.

Она повернула голову.

– После всех этих лет, полагаю, можно сказать, что твое бегство ранило меня, и очень глубоко.

«А меня едва не убило».

– Не понимаю почему. Менее чем через две недели ты выходила замуж и покидала Корнуолл.

– Ты был моим другом. Единственным другом. Наверное, я просто не ожидала, что ты сбежишь от меня без объяснений, даже не попрощавшись, если не считать поспешно нацарапанной записки. – В ее голосе отчетливо звенели гнев, обида и недоумение.

Этану стало нестерпимо стыдно. Он ненавидел себя за то, что уехал, не повидавшись с ней. Но в то время иного выхода у него не было.

– Прости, Касси, – пробормотал Этан, и, Богу известно, он действительно раскаивался. – Я не хотел, поверь…

– Я все ждала от тебя письма. Но так и не дождалась.

– Я не большой мастер посылать письма.

Совесть терзала его, хотя он, в общем, не солгал. Потому что действительно не послал ни одного. Зато столько их написал! Десятки.

– Собственно говоря, я подумал, что лучше не писать. Конюхи не переписываются с графинями.

Судя по молчанию, она понимала, что он прав. К несчастью, легче от этого не становилось.

– Я спрашивала отца, в каком поместье ты работаешь, но он не знал, – проговорила она наконец.

– Я ему не сказал.

– Почему?

– Он не спрашивал.

– Но почему?

– А вот это ты спроси у него.

Этан приготовился к очередному вопросу, но, к счастью, здесь дорожка делала поворот, и Кассандра замерла, задохнувшись от восхищения при виде неожиданно открывшегося великолепного пейзажа. Да и сам он каждый раз потрясенно застывал, когда оказывался в этом месте. Перед ними расстилался океан – синее покрывало, украшенное белыми гребешками волн, спешивших к золотистому песку. Высокие скалы выдавались в воду на одном конце берега: острые зубчатые камни, о которые разбивались волны, посылая в небо фонтаны соленой воды, и солнечные лучи пронизывали каждую каплю, превращая ее в сверкающий бриллиант. Пронзительно кричали чайки, то ныряя в волны, то взмывая к небу. Некоторые парили на свежем ветру, словно подвешенные в воздухе.

– О, Этан, – прошептала Касси, – это поразительно! – Закрыв глаза, она откинула голову, и яркий свет упал на ее лицо. – Как давно я не видела океана, не дышала соленым воздухом, не ощущала морской прохлады… Я и забыла, какое он приносит чувство покоя. Я так тосковала по океану. И не только…

Кассандра открыла глаза и просияла ослепительной улыбкой. И, как всегда, ее улыбка заворожила Этана, пригвоздила к месту, заставила сердце забиться сильнее.

– Разве это не самое прекрасное на свете зрелище? – со смехом спросила она, раскидывая руки.

– Самое прекрасное, – согласился он, не в силах оторвать от нее взгляд.

– Я должна почувствовать под ногами песок, – объявила она. – И воду. И набрать раковин и камешков, чтобы «печь блинчики». – С этими словами она схватила Этана за руку и рванулась вперед, увлекая его за собой.

В Гейтсхед-Мэноре она часто дотрагивалась до него: брала за руку, дружески толкала в плечо, стряхивала соломинки с волос и одежды. Небрежные, мимолетные прикосновения, которые он одновременно обожал и ненавидел за контраст невероятного наслаждения и невероятной муки, которые при этом испытывал.

И теперь неожиданное ощущение теплых пальцев в его ладони послало волну жара по его руке, и Этан едва не споткнулся. Но быстро взял себя в руки и, не в силах устоять, побежал рядом. Ветер трепал его волосы и одежду, солнце согревало шею и плечи. Пес летел впереди, разбрасывая песок задними лапами. Смех Касси окутывал Этана, как мягкое одеяло. Он не помнил, когда в последний раз чувствовал себя таким беззаботным, но знал, что это бывало всякий раз, когда они оставались вдвоем. Он и Касси.