Только один год. Лишь одна ночь (сборник) - [35]

Я начинаю набирать номер. Цифры расплываются, я не уверен, правильно ли набрал код, да и все остальное.

Я слышу металлический гудок, потом голос: издалека, как из тоннеля, но это точно она. Когда я ее слышу, невидимая рука сжимает мне горло.

– Алло. Алло? Кто это?

– Ма? – выдавливаю я.

Молчание. Когда она называет меня по имени, мне хочется плакать.

– Ма, – снова повторяю я.

– Уиллем, где ты? – говорит она четко, официозно, по-деловому, как всегда.

– Я потерялся.

– Потерялся?

Мне и раньше доводилось заблудиться – в каком-нибудь новом городе, где для меня нет никаких ориентиров; я просыпался в незнакомых кроватях, не сразу догоняя, где я и с кем. Но теперь я понимаю, что тогда я не был потерян. Это называлось как-то иначе. А сейчас… я хоть и знаю точно, где нахожусь – в хостеле на центральной площади Мериды, в Мексике, – но я впервые остался без якоря, и меня унесло.

Тишина длится очень долго, я начинаю опасаться, что связь прервалась. Но тут Яэль говорит:

– Прилетай ко мне. Я куплю тебе билет. Приезжай.

Я не это хотел услышать. Я хочу – до боли хочу, – чтобы она сказала: «Возвращайся домой».

Но она не может меня туда позвать, ведь дома больше нет, я не могу туда вернуться. Так что на данный момент это самый лучший вариант.

Двадцать один

Февраль

Мумбай, Индия

Эмираты 148

13 февр.: 14.40 Амстердам – 00.10 Дубай

Эмираты 504

14 февр.: 03.55 Дубай – 08.20 Мумбай

Хорошо долететь.

Этим письмом, содержащим маршрут моего путешествия, ограничивается вся наша с Яэль переписка с прошлого месяца, когда я вернулся из Мексики. Когда я прилетел из Канкуна, мне позвонил дружелюбный представитель турагентства по имени Мукеш и попросил предоставить копию паспорта. Через неделю я получил от него эту информацию, и на этом она замолчала.

Я стараюсь не приписывать этому никаких лишних значений. То Яэль. А это я. Самое благовидное объяснение – это что она отказалась от пустой болтовни, чтобы нам было о чем говорить предстоящие… две недели, месяц, полтора? Не знаю. Мы это не обсуждали. Мукеш сказал, что билет будет действителен в течение трех месяцев и что, если мне понадобится помощь в том, чтобы организовать перелет до Индии или из нее, надо связаться с ним. Этому я тоже стараюсь никаких значений не приписывать.

В очереди на иммиграционный контроль я начинаю подергиваться от нервов. Я купил в дьюти-фри «Тоблерон» (для Яэль) и съел его, как только самолет сел в Мумбае, но это, кажется, не помогло. Очередь продвигается медленно, какая-то индианка в сари пихает меня сзади своим огромным животом, будто это может ускорить. Я уже готов поменяться с ней местами. Чтобы она не толкалась и чтобы это затянулось как можно дольше.

Зал прилетов в аэропорту похож одновременно на орбитальную станцию и на что-то библейское. Он новый, современный, но в зале полно людей, которые, кажется, все свои жизни погрузили на металлические тележки. Пройдя таможню, я сразу понимаю, что Яэль здесь нет. Дело не только в том, что я ее не вижу, хотя это так и есть. Я просто вдруг запоздало понимаю, что она и не обещала меня встретить. Я просто решил, что это само собой разумеется. А с моей матерью ничего не разумеется.

Мы уже почти три года не виделись. И она сама меня позвала. Я хожу туда-сюда по залу. Люди вокруг кишат, толкаются, пихаются, будто несутся к невидимому финишу. Но Яэль тут нет.

Я, настоящий оптимист, выхожу на улицу, проверить, может, она ждет меня там. Утреннее солнце такое яркое, что глазам больно. Я жду десять минут. Пятнадцать. Моей матерью и не пахнет.

Таксисты и носильщики, как гладиаторы, сражаются за клиентов. На меня они шикают. Я таращусь на увядший листок, на котором напечатан мой маршрут, словно там вдруг появится что-то новое.

– Вас встречают?

Передо мной стоит мужчина. Или мальчик. Нечто среднее. Он вроде бы моего возраста, но глаза такие старые.

Я снова осматриваюсь вокруг.

– Кажется, нет.

– Такси нужно?

– Кажется, да.

– Докуда?

Я вспоминаю адрес, который трижды вписывал в иммиграционные документы.

– «Бомбей Роял». В Колабе. Знаете?

Он то ли кивает, то ли качает головой, не очень-то убедительно.

– Я повезу.

– Вы таксист?

Он снова делает такой же жест головой.

– Где чемодан?

Я показываю на маленький рюкзак за спиной.

Он смеется.

– Как Курма.

– Еда?

– Нет. То корма. Курма – это одна из реинкарнаций бога Вишну, черепаха, которая носит свой дом на спине. Но если хотите корму, могу показать хорошее место.

Парень говорит, что его зовут Пратик, и уверенно выводит меня через толпу, мимо гаража в аэропорту, на пыльную стоянку. С одной стороны – взлетно-посадочная полоса, с другой – высокие здания и еще более высокие краны, качающиеся на ветру. Пратик находит машину – у нас бы ее назвали винтажной, но когда я делаю ей комплимент, он недовольно кривит лицо и говорит, что она дядина и когда-нибудь он купит себе собственную, заграничную, «Рено» или «Форд», а не какую-нибудь «Матури» или «Тату». Он дает тощему пыльному пацаненку, охранявшему тачку, несколько монет и открывает заднюю дверь. Я бросаю туда рюкзак и пытаюсь открыть переднюю. Пратик велит мне подождать и путем шумных и сложных манипуляций открывает ее изнутри, скидывая с пассажирского сиденья кипу журналов.