Только не о кино - [75]
Но это, так сказать, всего-навсего предвидение и констатация, тут ничего удивительного, просто надо знать закон, так симпатично сформулированный Тарковским в «Андрее Рублеве» устами Феофана Грека: «Все глупости и подлости род человеческий уже совершил и теперь только повторяет их». (Это нам удивительно, потому что мы законов не только не знаем и знать не желаем, но как-то безумно активно и агрессивно отстаиваем свои «права» на это свое незнание и нежелание.)
А вот дальше Александр Сергеевич (кроме точного диагноза и научного предвидения на основе знания законов) обнаруживает еще ум и трезвость, чего сегодняшние наши «осмыслители» происшедшего за последние 70 с небольшим лет никак обнаружить не могут: он не обвиняет идею! Ну — не вышло по-задуманному. А когда и у кого выходило? Чтоб точно — как задумано, так и получилось… Когда? У кого? В мелочах-то редко когда по задуманному получается, обязательно с какими-нибудь коррективами, поправками, добавлениями того, чего не ожидал, а тут — революция! Всенародный переворот! И — «порывы буйной слепоты», «презренное бешенство народа» и «страсти дикие», и «буйные невежды, и злоба, и корысть» «на низком поприще с презренными бойцами…». Но:
Идея — не виновата. Она все равно прекрасна и «священна». А мы сегодня… взялись косить — и себя по ногам. Нет, были, были на Руси и неглупые люди… И это они предвидели и предрекали… Выдающийся американский экономист, Нобелевский лауреат, когда-то очень ненужным и лишним нам оказавшийся и эмигрировавший в 1931 году, Василий Леонтьев считает, что с одним «рынком», без «социализма», нам наших сегодняшних проблем не решить. А мы? То готовы во всем американцам подражать и, закрыв глаза, идти за ними куда угодно, слушать и слушаться их во всем, в чем угодно, но — только не в этом: от социализма мы открещиваемся, как от дьявольщины, проклинаем его, предаем анафеме со всех амвонов, чуть ли не к стенке готовы ставить тех, кто еще осмеливается произносить это слово и призадуматься: а так ли уж оно плохо? И его ли вина во всех наших сегодняшних бедах?
А Мария Андреевна, мама моего школьного друга, старый коммунист и учительница, — плачет. Но плачет она не о коммунизме, идее не повредишь; о пустых символах, знаках, буквах тоже нет смысла плакать: назвать можно так, а можно и этак. Плачет Мария Андреевна о нас, дураках, на новом витке нашего безумия.
Ну что ж… Грустно, конечно, но что ж плакать-то. Работать надо. Мария Андреевна свое уже отработала. Конечно, обидно, израсходовав все силы, обнаружить, что силы-то кончились, а дело-то… И конца его, дела, даже и прозреть, предположить невозможно, потому что пока двинулось дело просвещения и образования страны не к свету, а в обратную сторону, к мракобесию. Но, я думаю, это ненадолго. Чего там долго делать, во мраке-то? Скучно ведь там. А свет — вот он! — весь на полочках стоит: вся классика, вся наука, вся философия. Буквы уже знаем! Заклепы с мозгов снесли. Раскрывай глаза, смотри, прислушивайся, сопоставляй. Улавливай жизнь и ее течение! И вне, и внутри себя. А если вдруг заедешь в какой-нибудь, кажущийся безвыходным тупик, — не отчаивайся, вспомни хотя бы Феофана Грека в фильме «Андрей Рублев» и его: «все глупости и подлости род человеческий уже совершил и теперь только повторяет их», а раз так, раз «повторяет», и вообще, раз что «все новое — это хорошо забытое старое», раз так, стало быть, нечего отчаиваться, стоит только внимательно и скрупулезно порыться в этом старом, размышляя, сопоставляя, сравнивая, — и непременно сообразишь, как из сегодняшнего тупика и куда можно выбраться.
Что было, что будет, чем сердцу успокоиться
Самолеты-перелеты
Лечу в Читу, на эпизод в «Даурии», «Ленфильм», реж. В.И. Трегубович. Самому 33 года, возраст Христа…
9 июня 1970-го. Сели в Челябинске. Два часа по московскому, 4 утра по челябинскому времени. Челяба… Край химии, атома, всяких темных жизнеубойных секретов (Челябинск-40 и пр.). t+5°. Ветер. Вперемежку ревут двигатели ИЛов и ТУ По горизонту — трубы. Из них — ядовитый, какой-то химический, грязно-оранжевый дым. А над взлетным полем — звенит, орет, надсаживается жаворонок! Плюет родимый и на химию, и на ТУ и на все жизнеубойные челябинские секреты. И на ветер, и на +5° — поет, захлебывается! Живет и славит жизнь!
И я. Не так нахально и привлекая всеобщее внимание, тихо, скромно, про себя. Но — славлю! Жизнь и красоту!
10 июня (Уже в Чите)… Вчера утром пролетали над Байкалом. Глянул — а он — синий! Не на плакате Интуриста, а с десяти тысяч метров, через грязный иллюминатор и дымку утра летнего и — все равно — синий! И видны в воде, под водой продолжения (подводные) скал. А второй берег, восточный, даже и не разобрать: не то берег, не то дно отлогое под водой. И — синь! Синяя глубина. Чистейшая и беззащитная. Как глаза у Васьки (четыре месяца назад дочь родилась, Василиса). Ну что она сможет, синь эта, против какого-нибудь самого захудалого бумажного комбинатишки? Что? А ничего… Человек — все может, а эта синь… Ни-че-го… Откуда-то, с чего-то, почему-то стала вот такой синью… Да такой, что я глянул, сказал: «Мамка! Да он же синий!» — и заплакал. Нет, я знаю, что я сентиментальная сопля, и мне заплакать, что два пальца. И — все-таки!
Мария Михайловна Левис (1890–1991), родившаяся в интеллигентной еврейской семье в Петербурге, получившая историческое образование на Бестужевских курсах, — свидетельница и участница многих потрясений и событий XX века: от Первой русской революции 1905 года до репрессий 1930-х годов и блокады Ленинграда. Однако «необычайная эпоха», как назвала ее сама Мария Михайловна, — не только войны и, пожалуй, не столько они, сколько мир, а с ним путешествия, дружбы, встречи с теми, чьи имена сегодня хорошо известны (Г.
Один из величайших ученых XX века Николай Вавилов мечтал покончить с голодом в мире, но в 1943 г. сам умер от голода в саратовской тюрьме. Пионер отечественной генетики, неутомимый и неунывающий охотник за растениями, стал жертвой идеологизации сталинской науки. Не пасовавший ни перед научными трудностями, ни перед сложнейшими экспедициями в самые дикие уголки Земли, Николай Вавилов не смог ничего противопоставить напору циничного демагога- конъюнктурщика Трофима Лысенко. Чистка генетиков отбросила отечественную науку на целое поколение назад и нанесла стране огромный вред. Воссоздавая историю того, как величайшая гуманитарная миссия привела Николая Вавилова к голодной смерти, Питер Прингл опирался на недавно открытые архивные документы, личную и официальную переписку, яркие отчеты об экспедициях, ранее не публиковавшиеся семейные письма и дневники, а также воспоминания очевидцев.
Более тридцати лет Елена Макарова рассказывает об истории гетто Терезин и курирует международные выставки, посвященные этой теме. На ее счету четырехтомное историческое исследование «Крепость над бездной», а также роман «Фридл» о судьбе художницы и педагога Фридл Дикер-Брандейс (1898–1944). Документальный роман «Путеводитель потерянных» органично продолжает эту многолетнюю работу. Основываясь на диалогах с бывшими узниками гетто и лагерей смерти, Макарова создает широкое историческое полотно жизни людей, которым заново приходилось учиться любить, доверять людям, думать, работать.
В ряду величайших сражений, в которых участвовала и победила наша страна, особое место занимает Сталинградская битва — коренной перелом в ходе Второй мировой войны. Среди литературы, посвященной этой великой победе, выделяются воспоминания ее участников — от маршалов и генералов до солдат. В этих мемуарах есть лишь один недостаток — авторы почти ничего не пишут о себе. Вы не найдете у них слов и оценок того, каков был их личный вклад в победу над врагом, какого колоссального напряжения и сил стоила им война.
Франсиско Гойя-и-Лусьентес (1746–1828) — художник, чье имя неотделимо от бурной эпохи революционных потрясений, от надежд и разочарований его современников. Его биография, написанная известным искусствоведом Александром Якимовичем, включает в себя анекдоты, интермедии, научные гипотезы, субъективные догадки и другие попытки приблизиться к волнующим, пугающим и удивительным смыслам картин великого мастера живописи и графики. Читатель встретит здесь близких друзей Гойи, его единомышленников, антагонистов, почитателей и соперников.
Автобиография выдающегося немецкого философа Соломона Маймона (1753–1800) является поистине уникальным сочинением, которому, по общему мнению исследователей, нет равных в европейской мемуарной литературе второй половины XVIII в. Проделав самостоятельный путь из польского местечка до Берлина, от подающего великие надежды молодого талмудиста до философа, сподвижника Иоганна Фихте и Иммануила Канта, Маймон оставил, помимо большого философского наследия, удивительные воспоминания, которые не только стали важнейшим документом в изучении быта и нравов Польши и евреев Восточной Европы, но и являются без преувеличения гимном Просвещению и силе человеческого духа.Данной «Автобиографией» открывается книжная серия «Наследие Соломона Маймона», цель которой — ознакомление русскоязычных читателей с его творчеством.
Знаменитый сценарист культового фильма «Я шагаю по Москве», картин «Мне двадцать лет», «Я родом из детства», даровитый поэт, чьи песни распевала страна, — Геннадий Шпаликов. И загадочная, не похожая ни на кого киноактриса Инна Гулая — героиня фильмов «Тучи над Борском» и «Когда деревья были большими», с первого взгляда поразившая зрителей. Их судьбы соединила большая любовь. Но совместная жизнь, принесшая дни счастья, страданий и мучений, закончилась трагически.Книга Лианы Полухиной, биографа многих кинопар — Аллы Ларионовой и Николая Рыбникова, Марины Ладыниной и Ивана Пырьева, Любови Орловой и Григория Александрова — в память о звездных, талантливых людях, оставивших свой след в отечественном искусстве.