Только для девочек - [19]

Писатели эти — и Сэлинджер, и Маккол — все написали с точки зрения своих героев-мальчишек. А нам, девчонкам, хотелось бы прочесть когда-нибудь про другое. Нам бы хотелось узнать, что же чувствовала, как все это воспринимала Карен Морис по прозвищу «Каланча». Что она при этом думала? Ведь думала же и она что-то свое, чувствовала она что-то свое, когда она взяла руку этого мальчика и положила себе на грудь, когда сказала ему «еще» и когда она расстегнула эту змейку-«молнию» у себя на платье. Нам хочется все-таки, что при таких обстоятельствах чувствует девочка. Конечно, что чувствует мальчик, тоже любопытно узнать. Но про девочку мне интереснее. Но мне такие книжки что-то не попадались.

Может быть, писателей не интересуют девочки с этой точки зрения. Даже Льва Толстого. Мы учили рассказ «После бала». Там говорится: «Когда делали фигуры мазурки вальсом, я подолгу вальсировал с нею, и она, часто дыша, улыбалась и говорила мне: «Encore» («Еще» — франц.). И я вальсировал еще и еще и не чувствовал своего тела.

— Ну, как же не чувствовали, я думаю, очень чувствовали, когда обнимали ее за талию, не только свое, но и ее тело, — сказал один из гостей.

Иван Васильевич вдруг покраснел и сердито почти закричал:

— Да, вот это вы, нынешняя молодежь. Вы, кроме тела, ничего не видите. В наше время было не так. Чем сильнее я был влюблен, тем бестелеснее становилась для меня она. Вы теперь видите ноги, щиколотки и еще что-то, вы раздеваете женщин, в которых влюблены, для меня же, как говорил Alphonse Karr (Альфонс Карр), — хороший был писатель, — «на предмете моей любви были всегда бронзовые одежды. Мы не то что раздевали, а старались прикрыть наготу».

Ну, хорошо. Раз Толстой так написал, значит, так оно было. Для этого Ивана Васильевича. А для Вареньки? Для нее и на Иване Васильевиче тоже были «бронзовые одежды»?

Может, с тех пор, хоть рассказ написан в самом начале нашего двадцатого столетия, человеческие нравы, в самом деле, переменились. Как-то трудно себе представить, чтоб эта Варенька в «бронзовых одеждах», как эта Карен Морис, положила руку Ивана Васильевича себе на грудь, а потом сама расстегнула «молнию» на спине своего платья. Хотя в те времена, конечно, никаких «молний» на платьях не было, такие застежки человечество стало применять значительно позже. Но дело не в этом. Как-то такая Варенька, в конце концов делала то, что нам научно объясняла профессор из мединститута по фамилии Танцюра и совсем не научно объясняют девочки друг другу.

И именно это все, очевидно, имела в виду бывшая Аграфена, а теперь Вика, когда сказала, что я еще вырасту и тогда узнаю, что такое любовь и какая она на самом деле.

Но откуда и почему она, Вика, это знала?

Глава восьмая

В папиной газете есть такая рубрика, такой постоянный заголовок: «Только факты». Я сказала папе, что, по-моему, это неправильное название. Получается, будто только под этим заголовком печатают правду, а под всеми остальными могут оказаться и недостоверные сведения.

Папа удивился и, огорченно вздохнув, ответил, что я не понимаю самых обыкновенных вещей, что в других статьях факты комментируются, рассматриваются со всех сторон, на них высказывается та или другая точка зрения, а в заметках под заголовком «Только факты» отсутствуют какие бы то ни было комментарии.

Наверное, о делах, о событиях, которые вызывают у тебя сомнения или даже тревоги, лучше думать, по крайней мере, вначале, под таким же заголовком: «Только факты».

Вот эти факты: к нам в палату пришли люди, которые сбили меня своей автомашиной и поломали мне ногу. Факт, что я должна была бы смотреть на них с ненавистью. Ночью у меня очень болела нога и днем тоже болела, но меньше. Однако никакой ненависти я не ощущала.

Факт второй. Они принесли две коробки яблочного мармелада. Белый усатый Володя Гавриленко свою коробку дал мне, а черный усатый Фома Тенрейру мармелад из своей коробки стал раздавать остальным девочкам. Вика от мармелада отказалась, а все остальные съели по нескольку мармеладок.

Факт третий. Володя и Фома студенты политехнического института. Третьекурсники. Химики! Живут они в общежитии в одной комнате. Вдвоем. Третий год. Но когда я стала их расспрашивать про искусственную мышцу из полимерных пленок, то оказалось, что они про это ничего не знают, что они относятся к этому несерьезно, что они считают это фантазией, что полимеры их вообще не волнуют, а волнует их только физикохимия, и что им пора уходить.

Я теперь стала очень нервной и подозрительной и подумала, что, может быть, они вообще не студенты и не химики. Где бы студенты-химики достали себе такую новенькую автомашину? И какие же это химики, если их не интересует искусственная мышца?

И когда они ушли, Вика сказала что это они хотят откупиться мармеладом. Чтоб я за мармелад дала про них хорошие показания на суде, потому что их будут судить, и «права» у них отберут. Что это они меня таким способом «уламывали».

Но они меня совсем не «уламывали», а только морщились, когда смотрели на мою подвешенную ногу, так, будто это не у меня, а у этого белого Володи и у этого черного Фомы кость в ноге просверлили насквозь, вставили туда металлическую спицу и подвесили тяжеленный груз.