Только б жила Россия - [102]

— Но, ваше величество, — с поклоном возразил Гилленкрок, — его участие в штурмах Нарвы и Дерпта, Бауска и Митавы свидетельствует…

— Мелочи, дорогой Аксель. Назовите мне хоть одно полевое сражение, в коем он играл бы заглавную роль?!

Гилленкрок едва удержался, чтобы не сказать: «Лесная». Но это слово было под негласным запретом, да и не хотелось без нужды расстраивать старину Левенгаупта.

Приближенные повеселели. Они вполголоса поздравляли друг друга со скорой победой, обступив королевскую кровать, наперебой желали его величеству быстрейшего выздоровления. Он с полуулыбкой кивал им, небрежно просматривая рисунок подковообразного поля, представленный Гилленкроком и Таббертом.

Преобразился и Мазепа, снова сыпал цветистыми латинскими фразами, которые — он знал — так нравились королю.

— Beati possidentes![19] — донеслось до Гилленкрока, и он потемнел. Чем обладает король сегодня? Армия сократилась на треть, порох на исходе, ядра и бомбы тоже… Не относится ли старая поговорка больше к русским, к их загадочному царю? Вовсе не лишена смысла его недавняя поездка на юг. Пока шведы топтались под Полтавой, он вывел из игры Порту вместе с ее вассалом — крымским ханом. Нет, о счастье говорить не приходится!

— Vini, vidi, vici![20] — частил Мазепа. Граф Пипер переглянулся с Гилленкроком, угрюмо засопел. Этот старик с длинными польскими усами, этот иезуит становится просто невыносим!

К королю склонился Хорд, незадолго перед тем отлучавшийся в приемную.

— Государь, доставлен перебежчик.

— Кто такой?

— Унтер-офицер Семеновского гвардейского полка. Бранденбуржец. Ландскнехт.

— В русских ордах есть гвардия? — пошутил король. — Впрочем, у персов она тоже, как известно, была… О чем он рассказывает?

— Обыватели Москвы, государь, объяты смертельным ужасом. За неимением русских солдат в Кремль введены семьсот саксонцев…

— Кремль будет взят, господа, — отчеканил король. — И его не спасут ни саксонцы, ни татары. Устраним кое-какие досадные мелочи здесь, под Полтавой, и продолжим прогулку. Давайте сюда ландскнехта, Густав. Мне хочется расспросить его самому.

6

Тем же утром двадцать шестого июня подошли рекруты, вызванные к русской полевой армии. Маховые, с ночи засев над переправами, подали весть, и вскоре из-за пологой высотки выплелось длинное облако пыли. Первой — по трое в ряд — шла кавалерия, в просветах между ротами сверкали дула пушек, а потом показалась и серокафтанная пехота.

От головы колонны отделился всадник, размеренной рысью подскакал к Шереметеву, и все признали в нем седоусого полковника Мельницкого.

— Господин генерал-фельдмаршал! — надтреснутым тенорком отрапортовал он. — Четыре полка новоприборных, по вашему повеленью выступив из Курска, пришли без единого хворого аль отсталого!

— Спасибо, друг мой, спасибо! — Шереметев чинно повитался с ним за руку.

Вперед на гнедом жеребце выехал Петр, весело подмигнул.

— Мы-то с тобой, Семен Иваныч, по обычаю поздоровкаемся? И другие старые знакомцы — вот они. Апостол. Тезка твой, фастовский воитель, — кивнул он в сторону Палия. — Федосей Скляев, коему поднадоело корабельное дело. В сухопутные запросился!

Он обнял Мельницкого, расцеловал его троекратно. Тот всхлипнул, припав к государеву плечу.

— А ты помолодел вроде! — сказал Петр.

— Отсиживаться сейчас негоже, господин бомбардир!

— А лет семь тому, по слухам, вовсе умирать собирался?

— Было, государь. Было… Слава богу, пронесло. Да и ты, спасибо, не забыл старика…

Петр внимательно всмотрелся вдоль дороги, запруженной конными и пешими рекрутами.

— Инфантерия, гляжу, идет стройно. А вот обучена ль меткой пальбе?

— Артикул един, тобой начертанный.

— Ну-ну. Многое в нем надо перекромсать, устарел зело, — Петр туго подобрал поводья. — Показывай товар лицом, Семен Иваныч. Покупатели придирчивы: что фельдмаршал, что светлейший.

Заиграла труба, полки замерли посреди поля. Петр ехал мимо, кивая знакомцам-усачам, в свое время посланным из армии на московские и курские учебные дворы. Эва, сладили! Построенье строго по новому воинскому регламенту: капитан перед ротой, поручик справа, фендрик слева, плутонги солдат — на четкую глубину — с примкнутыми штыками. И пулять, и атаковать, и драться в рукопашной могут все, не то что раньше… Вдел багинет в дуло, о стрельбе начисто забудь… Спасибо штыку, вернее тем драгунам, кои под Гродней не промазали. А наипаче шведам за науку поклон поясной!

Петр привстал в стременах, крикнул басовито:

— Здорово, «племянники»!

— Вива-а-а-ат! — прокатилось от плутонга к плутонгу.

— Хвалю, поспели в срок. Обещаю вам бой в первой линии!

— Вива-а-а-а-а-ат!

Мельницкий слегка заерзал в седле.

— Ай чувствуешь неустойку, полковник? — незлобливо поддел его светлейший.

— Да нет, нет. Просто и не мечтал о таком.

— Не рано ли, сударь? — с опаской молвил осторожный Борис Петрович.

— Где и обгореть солдату, как не в пламени. Сами-то с чего начинали, вспомни… — и удивленно-весело: — Ба-а, калмыцкий малахай… Кто таков?

— Гонец от молодого тайши, — объяснил Мельницкий. — Дни через два будет здесь.

— И много при нем?

— Сабель тыщ около семи.

— Расстарался Аюка-хан, верен слову, — обрадованно проговорил светлейший.