Толкиен. Мир чудотворца - [74]

Шрифт
Интервал

В «Сильмариллионе», посвященном событиям куда более мрачным и трагическим, чем история, описанная во «Властелине Колец», предательство случается много чаще, и это лишний раз подтверждает, что зло множится и распространяется по миру Измена и предательство растут по мере того, как история становится все более трагичной. И тут важно отметить, что предательство в мире «Сильмариллиона» совершают главным образом лнэди. Вот вам еще одно доказательство нелюбви Толкие^а к людям, обратившего их в усердных подмастерьев сил зла. Ведь люди, по Толкиену. никогда не любили, но и не страшились Валар (это меткое замечание, касающееся отношений между людьми и богами, объясняет и некоторые особенности религиозного поведения, в частности то, что страх объективно сильнее любви). Если взять, к призеру, нуменорцев, чей век недолог, то их бессилие перед злыми чарами связано непосредственно с бренностью их существования и теми «странными качествами», которыми Илуватар — совместно с Толкиеном — наделил людей.

Но среди тех же людей есть многочисленные племена — в основном восточные, — к которым Толкиен не благоволит, не указывая, впрочем, к каким именно. Вот как он описывает предательство людей с востока:

«Однако же ни волк, ни Барлог, ни Дракон не смогли бы угодить Морготу лучше, чем люди. Тогда–то и открылись все происки Ульфанга. (Ульфанг служил Карантиру, одному из сыновей Феанора ) Многие ратники с востока обратились вспять и бежали, унося в сердце своем ложь и страх, а сыновья Ульфанга, так те переметнулись на сторону Моргота и напали на сыновей Феанора с тыла И пробились в возникшей сумятице к стягу Маэдроса Но обещанной награды от Моргота они не получили, ибо Маглор сразил Улдора Проклятого, главаря изменников, а сыновья Бора повергли Ульфаста и Ульварта, перед тем как пали сами Меж тем из–за взгорья нагрянули свежие людские отступнические рати под водительством Улдора — воинство Маэдроса, стиснутое с трех сторон, дрогнуло, рассыпалось и почти полностью обратилось в бегство…»

Подводя итог истории предательства, положенной в основу всей книги, Толкиен пишет:

«Велико было торжество Моргота. Он добился того, что вынашивал в сердце своем, ибо люди стали убивать друг друга, предав эльдар, и все, кому должно было объединиться против него, в ненависти и страхе разделились. С той поры сердца эльфов ожесточились на людей, за исключением Трех Родов Эдаинских».

В той беспощадной битве уцелел Тургон, повелитель эльфов Гондолина, «последнего оплота эльдар», «откуда взойдет звезда» величайшего из эльфийских воителей, как говорит Хурин.

«А Тургон между тем никак не выходил из головы Моргота, потому что из всех врагов, с коими ему хотелось покончить в первый черед, он был самый главный — и вот сбежал… из их роду–племени больше всех страшился он Тургона, ведь тот уже объявился в Валиноре: всякий раз, как он приближался нему, какая–то тень затмевала его рассудок, и тогда чудилось ему, будто близок тот день, когда Тургон низвергнет его».

Ну а что до предсказания Хурина, тут он и правда как в воду глядел: ведь именно в Гондолине явится в мир Эарендил, величайший из воителей и мореходов в истории.

Но до той поры Гондолин будет захвачен, а Тургон — убит по вине своего племянника Маэглина. Печальная участь ожидает и Аредэль, мать Маэглина:

«Скоро тягостно стало ей в стенах гондолинских, ибо с каждым днем крепло в ней желание снова бродить средь неоглядных равнин и лесов, что было в радость ей в Валиноре…»

Аредэль бежит в землю Гимлад, где живут сыновья Феанора Келегорм и Куруфин, но «нетерпение угнетает ее», и она снова пускается в путь, идет куда глаза глядят. Это нетерпение, стремление к скитаниям, как мы дальше увидим, обернется для нее трагедией. Так, Аредэль забредает в землю Черного эльфа Эола, согбенного прислужника гномов, который, поддавшись их искушению, трудился на них не покладая рук. Эол женится на Аредэли, и она рожает ему сына Ломиона — Дитя Сумерек. Но отец дает ему другое имя — Маэглин, что значит Острый Взор: «ибо взгляд его пронзал туман, и он мог читать самые сокровенные мысли».

Но Аредэли не дает покоя желание повидаться со своими сородичами. Вместе с сыном она бежит от мужа. Тот, придя в ярость, настигает их уже в Гондолине, где сын его успел присягнуть на верность тамошнему правителю. Эол пытается убить сына, но жена заслоняет его от смертельного удара — и погибает сама. Эол собирается и себя принести в жертву, но перед тем он успевает сказать сыну такие слова:

«Здесь (на краю пропасти) потеряешь ты всякую надежду и здесь же обретешь ту же смерть, что и я».

Маэглин, проклятый родным отцом, обретает, однако, великое покровительство Владыки Тургона. Но «горе, что носил он в себе, становилось все тяжелее и омрачало все его радости: он любил красавицу Идриль (дочь Тургона от его двоюродной сестры) и безнадежно вожделел ее… Идриль же совсем не любила Маэглина… Она чувствовала в нем нечто странное и порочное… Шли годы, и Маэглин все любовался Идрилью в надежде на ее снисходительность, но за столь долгий срок любовь в сердце его померкла… Так, мало–помалу сумерки легли и на Гондолин: среди славного, благодатного края посеял он проклятое семя».


Рекомендуем почитать
Властелин «чужого»: текстология и проблемы поэтики Д. С. Мережковского

Один из основателей русского символизма, поэт, критик, беллетрист, драматург, мыслитель Дмитрий Сергеевич Мережковский (1865–1941) в полной мере может быть назван и выдающимся читателем. Высокая книжность в значительной степени инспирирует его творчество, а литературность, зависимость от «чужого слова» оказывается важнейшей чертой творческого мышления. Проявляясь в различных формах, она становится очевидной при изучении истории его текстов и их источников.В книге текстология и историко-литературный анализ представлены как взаимосвязанные стороны процесса осмысления поэтики Д.С.


Антропологическая поэтика С. А. Есенина: Авторский жизнетекст на перекрестье культурных традиций

До сих пор творчество С. А. Есенина анализировалось по стандартной схеме: творческая лаборатория писателя, особенности авторской поэтики, поиск прототипов персонажей, первоисточники сюжетов, оригинальная текстология. В данной монографии впервые представлен совершенно новый подход: исследуется сама фигура поэта в ее жизненных и творческих проявлениях. Образ поэта рассматривается как сюжетообразующий фактор, как основоположник и «законодатель» системы персонажей. Выясняется, что Есенин оказался «культовой фигурой» и стал подвержен процессу фольклоризации, а многие его произведения послужили исходным материалом для фольклорных переделок и стилизаций.Впервые предлагается точка зрения: Есенин и его сочинения в свете антропологической теории применительно к литературоведению.


Поэзия непереводима

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Творец, субъект, женщина

В работе финской исследовательницы Кирсти Эконен рассматривается творчество пяти авторов-женщин символистского периода русской литературы: Зинаиды Гиппиус, Людмилы Вилькиной, Поликсены Соловьевой, Нины Петровской, Лидии Зиновьевой-Аннибал. В центре внимания — осмысление ими роли и места женщины-автора в символистской эстетике, различные пути преодоления господствующего маскулинного эстетического дискурса и способы конструирования собственного авторства.


Литературное произведение: Теория художественной целостности

Проблемными центрами книги, объединяющей работы разных лет, являются вопросы о том, что представляет собой произведение художественной литературы, каковы его природа и значение, какие смыслы открываются в его существовании и какими могут быть адекватные его сути пути научного анализа, интерпретации, понимания. Основой ответов на эти вопросы является разрабатываемая автором теория литературного произведения как художественной целостности.В первой части книги рассматривается становление понятия о произведении как художественной целостности при переходе от традиционалистской к индивидуально-авторской эпохе развития литературы.


Вещунья, свидетельница, плакальщица

Приведено по изданию: Родина № 5, 1989, C.42–44.