Толедский собор - [3]

— Съ добрымъ утромъ, Маріано! — сказалъ одинъ изъ нихъ, прощаясь съ звонаремъ.

— Съ добрымъ утромъ и спокойной ночи. Вы вдь спать идете… Пріятнаго сна!

Габріэль узналъ ночныхъ сторожей. Запертые въ церкви съ вечера наканун, они отправлялись теперь домой спать. А собака побжала въ семинарію, гд для нея припасали объдки отъ обда семинаристовъ. Тамъ она оставалась всегда до тхъ поръ, пока сторожа не приходили за нею, чтобы снова запереть ее съ собой на ночь въ церковь.

Луна спустился по ступенькамъ и проникъ въ соборъ. Едва онъ ступилъ на плиты храма, какъ почувствовалъ на лиц ласку свжаго и нсколько липкаго воздуха подземелья. Было еще совершенно темно. Наверху сотни цвтныхъ стеколъ, освщавшихъ пять кораблей собора, загорались утреннимъ свтомъ. Они казались волшебными цвтами, раскрывающимися навстрчу лучамъ дня. Внизу, между огромными колоннами, образующими каменный лсъ, все еще царилъ мракъ, разрываемый мстами краснымъ пламенемъ лампадъ, зажженныхъ въ часовняхъ. Летучія мыши носились промежъ скрещивающихся колоннъ, какъ бы стараясь продлить свое владычество въ храм, пока не скользнутъ въ окна первые лучи солнца. Он тихо пролетали надъ головами людей, склоненныхъ у алтарей и молившихся вслухъ съ радостнымъ чувствомъ, что въ этотъ часъ они въ храм какъ у себя дома. Другіе разговаривали съ церковными служащими, которые входили во вс двери, сонные, звая, какъ рабочіе, отправляющіеся въ мастерскія. Въ темнот мелькали черныя пятна длинныхъ рясъ, направлявшихся къ ризниц и останавливавшихся передъ каждымъ алтаремъ для долгаго колнопреклоненія. Вдали двигался невидимый въ темнот звонарь, — объ его присутствіи можно было догадаться по звону ключей и по скрипу открываемыхъ дверей.

Храмъ просыпался. Громко хлопали двери, и шумъ отзывался во всхъ углахъ. Въ ризниц натирали полъ съ шумомъ, напоминавшимъ скрипъ огромной пилы. Служки счищали пыль съ знаменитыхъ креселъ хора, и шумъ разносился по всей церкви. Соборъ точно просыпался отъ сна, нервно потягивался и жалобно стоналъ отъ каждаго прикосновенія. Звуки шаговъ будили оглушительное эхо, точно глубоко сотрясая вс могилы королей, архіепископовъ и воиновъ, погребенныхъ подъ плитами. Въ собор было еще холодне, чмъ снаружи. Къ низкой температур присоединялась сырость почвы, прорзанной дренажными трубами, и просачиваніе подпочвенныхъ стоячихъ водъ, которыя заливали плиты и служили постояннымъ источникомъ простуды канониковъ, составляющихъ хоръ, — «укорачивая ихъ жизнь», какъ они говорили жалобнымъ голосомъ.

Утренній свтъ сталъ разливаться во всемъ собор. Изъ разсявшагося мрака выступала близна толедскаго собора, блескъ его камня, длающій его самымъ прекраснымъ и радостнымъ храмомъ на свт. Выступали во всей своей красот и смлой стройности восемьдесятъ восемь пилястръ, мощныхъ пучковъ колоннъ, смло поднимающихся вверхъ, блыхъ какъ затвердвшій снгъ, скрещивающихъ и сплетающихъ свои втви, служа подпорой для сводовъ. А наверху открывались окна со своими цвтными стеклами, похожія на волшебные сады, въ которыхъ распускаются свтящіеся цвты.

Габріэль слъ на подножіе одной пилястры, между двумя колоннами, но долженъ былъ подняться черезъ нсколько, мгновеній. Сырость камня, могильный холодъ, наполнявшій весь соборъ, пронизывалъ его до костей. Онъ сталъ переходить съ мста на мсто, привлекая вниманіе молящихся, которые прерывали молитвы, чтобы глядть на него. Незнакомецъ, явившійся въ храмъ въ ранніе часы, принадлежавшіе завсегдатаямъ собора, возбуждалъ общее любопытство. Звонарь встртился съ нимъ нсколько разъ и каждый разъ оглядывалъ его съ нкоторымъ безпокойствомъ, — этотъ незнакомецъ, имвшій видъ бродяги, не внушалъ ему большого доврія, особенно въ такой ранній часъ, когда трудно услдить за сокровищами часовенъ.

Около главнаго алтаря Габріэль встртилъ еще одного человка. Его онъ зналъ. Это былъ Эвзебій, ключарь часовни Святилища. Его звали «Голубымъ», Azul de la Virgen, потому что онъ носилъ во время церковныхъ празднествъ голубую одежду. Прошло шесть лтъ съ тхъ поръ, какъ Габріэль видлъ его въ послдній разъ, но онъ не забылъ его жирную фигуру, прыщеватое лицо, низкій морщинистый лобъ, окаймленный взъерошенными волосами, и бычачью шею, превращавшую его дыханіе въ пыхтніе. Вс служащіе, жившіе въ верхнемъ монастыр, завидовали ему, такъ какъ его должность была очень доходная и онъ пользовался благосклонностью архіепископа и канониковъ.

«Голубой» считалъ соборъ какъ бы своей собственностью и почти готовъ былъ выгнать изъ храма всхъ, кто ему не нравился. Увидавъ прогуливающагося по церкви бродягу, онъ устремилъ на него дерзкій взглядъ и нахмурилъ брови:- гд это онъ видлъ этого молодца? — Габріэль замтилъ, что онъ напрягаетъ память, и чтобы отдлаться отъ его пытливаго взгляда, повернулся къ нему спиной, длая видъ, что разсматриваетъ образъ, прислоненный къ одной пилястр.

Спасаясь отъ любопытства, которое вызывало его присутствіе въ храм, онъ перешелъ въ монастырь, гд чувствовалъ себя свободне, такъ какъ никто не обращалъ на него вниманія. Нищіе разговаривали между собой, сидя на ступенькахъ двери del Mollete. Мимо нихъ проходили священники, закутанные въ плащи и направлявшіеся въ церковь черезъ двери Введенія. Нищіе здоровались съ ними, называя ихъ по именамъ, но не протягивая имъ руку за подаяніемъ. Они ихъ знали; это были свои люди, a къ своимъ не обращаются за милостыней. Они пришли сюда для чужихъ, и терпливо ждали «англичанъ», — увренные, что вс туристы, прізжающіе съ утреннимъ поздомъ изъ Мадрида, непремнно англичане.