Токсичные родители - [47]
В тех редких случаях, когда абьюз становится достоянием гласности, семья часто разрушается. Развод, помещение ребёнка под опеку, интенсивный стресс, который провоцирует вражда окружающих всё это не способствует сохранению семьи. И хотя распад инцестуозной семьи идёт ребёнку на пользу, он всегда чувствует себя ответственным за этот распад, что добавляет к его тяжёлому эмоциональному состоянию дополнительный груз.
Недоверие
Дети, подвергающиеся сексуальному абьюзу в семье, очень рано понимают, что готовность людей верить им не идёт ни в какое сравнение с готовностью людей верить их агрессорам. Неважно, что отец или мать алкоголики, хронические безработные или склонны к насилию; в нашем обществе практически всегда взрослому оказывается большее доверие, чем ребёнку. И если родитель достиг определённого уровня успешности в жизни, этот разрыв в доверии превращается в пропасть.
Дэн, аэрокосмический инженер 45-ти лет, подвергался сексуальному абьюзу со стороны отца с пятилетнего возраста и до момента, когда он поступил в университет и уехал из дома: «Ещё ребёнком я понял, что никогда не смогу рассказать об этом никому. Мать он держал в полном подчинении, она бы в миллион лет не поверила мне. Он был важным бизнесменом, знал всех, кого нужно было знать. Представьте себе, шестилетний ребёнок стал бы рассказывать всем этим людям, что их идол монстр, который почти каждую ночь вёл своего сына в ванную и заставлял отсасывать. Кто бы мне поверил? Они подумали бы, что я пытаюсь создать проблемы моему отцу или что-то в этом роде. Я ничего бы не добился».
Дэн находился в сложной ситуации. Он не только был жертвой сексуального абьюза, но его агрессор был одного с ним пола; это увеличивало не только его чувство стыда, но и его уверенность в том, что ему никто не поверит.
Инцест между отцом и сыном встречается гораздо чаще, чем мы обычно думаем. Такой инцест случается, как правило, когда мужчины, которые кажутся гетеросексуальными, но которые наверняка испытывают сильные гомосексуальные импульсы, пытаются подавить их, женясь и заводя детей. Не канализируя либидо на свои настоящие сексуальные предпочтения, эти мужчины в конце концов перестают контролировать свои импульсы.
Сексуальная агрессия отца против Дэна началась сорок лет назад, когда инцест и гомосексуальность находились полностью в области мифов и ошибочных представлений. Как и большинство жертв инцеста, Дэн остро ощущал невозможность попросить кого-либо о помощи, так сама как мысль о том, что мужчина, занимающий столь высокое социальное положение, как отец Дэна, был способен на подобное преступление, казалась окружающим смешной. Неважно, сколько вреда причинят такие отцы своим детям, власть и доверие общественности будут на их стороне.
«Я чувствую себя таким грязным!»
Нет на свете большего стыда, чем тот, который испытывают жертвы инцеста. Даже самые маленькие его жертвы знают, что они должны хранить тайну. Неважно, заставляют их хранить молчание или нет: дети чувствуют, что поведение и действие агрессора имеют запретный и постыдный характер. Даже когда дети настолько малы, что не могут осмыслить вопросы сексуальности, они понимают, что их насилуют, и чувствуют себя грязными.
Жертвы инцеста интериоризируют вину так же, как жертвы физических и вербальных агрессий, но здесь к вине прибавляется стыд. Убеждение «всё это по моей вине» наиболее сильна в жертвах инцеста, и это убеждение только увеличивает чувства ненависти к себе и стыда. Кроме необходимости как-то переживать сами акты инцеста, его жертвы должны делать так, чтобы их не раскрыли и не узнали бы, как они «грязны и отвратительны».
Лиз испытывала ужас при мысли о том, что кто-то узнает о том, что её отчим насиловал её: «Хотя мне было десять лет, я чувствовала себя самой потасканной проституткой. Я реально думала о том, чтобы заявить на моего отчима, но боялась, что все, включая мою мать, возненавидят меня. Я знала, что все подумают, что я плохая, и хотя на самом деле я сама себя презирала, мне было невыносимо думать о том, что меня могли обвинить в том, что происходило. Поэтому я молчала».
Тому, кто наблюдает ситуацию извне, обычно трудно понять, почему десятилетняя девочка, которую отчим принуждает к сексуальным актам, чувствует виноватой себя. Причина в том, что ребёнок отказывается признавать вину взрослого, которому она доверяла. Кто-то должен быть виновен в постыдных, внушающих ужас и унизительных действиях, и так как взрослый не может быть виновен, ребёнок должен принять вину на себя.
Чувства собственной виновности в происходящем и стыд отделяют жертву инцеста ото всех: эти дети находятся в полной психологической изоляции как в собственной семье, так и во внешнем мире. Им кажется, что никто не поверит, если они расскажут свой жуткий секрет, и в то же время этот секрет настолько затемняет их жизнь, что часто они не в состоянии заводить друзей. В свою очередь, весьма вероятно, что эта изоляция заставит жертв инцеста обратится к своему агрессору как единственному источнику внимания, каким бы извращённым оно не было.
Если жертва инцеста испытывала физическое возбуждение или удовольствие, это служит только для увеличения чувства стыда. Многие взрослые, которые стали жертвами инцеста, помнят о том, что они сексуально возбуждались, несмотря на неловкость и стыд, которые они испытывали во время тех эпизодов, и эти воспоминания значительно затрудняют в дальнейшем процесс избавления от чувства ответственности за инцест.
