Точки пересечения. Завещание - [53]

Антон обошел нижний этаж с пустующими кладовками, кухней и туалетом. По широкой лестнице с красивыми перилами поднялся на второй этаж. Отсюда через большие окна без рам можно было разглядеть буквально каждую усадьбу в Березовке. Фасадом особняк был обращен к неоглядной дали Потеряева озера с небольшим островком на середине. Там, у острова, на ледяной дороге в метельный февральский вечер 1917 года трактирщик Гайдамаков ограбил подводы сибирского миллионера Кухтерина, пытавшегося сплавить часть своих драгоценностей из тревожно заволновавшейся России в Китай.

На противоположном берегу озера, над черной полоской горизонта виднелись крыши домов старинного села Ярское. Засмотревшись на них, Бирюков вспомнил, как десять лет назад в том самом Ярском он, совсем еще начинающий сотрудник уголовного розыска, проводил первое в своей жизни расследование, связанное с убийством жениха Марины Зорькиной. Тотчас, будто наяву, вспомнилась первая встреча с Мариной, и сразу почему-то защемило сердце.

Задумавшись, Бирюков хотел присесть на подоконник и вдруг увидел на нем нарисованного зеленым фломастером человечка с короткими, как у лилипута, ножками и такими же, непропорционально укороченными по отношению к туловищу, руками. Вместо головы человечек имел круглый, словно выведенный циркулем, шар с двумя расходящимися кверху лучами антенн. Над правым лучом стоял крестик, каким принято обозначать знак «плюс», над левым — черточка, знак «минус». Антон с любопытством посмотрел на соседний подоконник — там тоже красовался человечек. Точно такие же, будто сделанные по трафарету, зеленые человечки были изображены на всех восьми подоконниках верхнего этажа.

Бирюков сосредоточенно стал осматривать чисто подметенный паркетный пол. Кроме его собственных, едва приметных, следов, на паркете ни малейших отпечатков не было.

Глава 6

Полина Владимировна встретила Антона обеспокоенно:

— Ты где, сынок, полный день пропадал? Обедать не приходил и хмурый чего-то…

— В гостях пообедал, — ответил Антон.

— Неужели, правда, у Марины Зорькиной был?

Антон удивился:

— Кто это тебе успел доложить?

— В селе, сынок, живем. Здесь, сам знаешь, люди как на ладошке, — уклончиво сказала мать.

— А все-таки?..

— Бронислава Паутова по секрету сообщила. В сельмаге лучше, чем по радио, новости известны, — Полина Владимировна пристально посмотрела Антону в глаза:

— Ну, понравилась Марина? Славная она, правда?..

— Я не, понравился ей, мам.

— Не говори глупости! Маринка, считай, не выходит от нас. Все книжки, оставшиеся после тебя да от Сергея, перечитала. А у самой этих книг — хоть отбавляй! Когда тебя орденом наградили, газету приносила с твоей фотографией: Спрашивала: не женился ли? Думаешь, это спроста?..

— Ничего я не думаю, — усмехнулся Антон. — Не надо об этом. Может, помочь тебе что?..

Полина Владимировна посмурнела:

— Да какая мне помощь… Вот, разве, в сельмаг сходил бы, деду Матвею рафинаду купить. Он с сахарным песком чай не пьет, вприкуску чаевничает.

— Больше ничего не покупать?

— Остальное, сынок, у нас все есть.

Березовский сельмаг находился рядом с новым Домом культуры, на месте которого, как помнил Антон, совсем недавно стоял невзрачный домик со скромной вывеской «Клуб». Напротив сельмага, через дорогу — дом, где одну половину занимала Зорькина. Сворачивая к магазину, Бирюков не утерпел и скосил взгляд в сторону этого дома. На крыльце, одетая в светлое домашнее платьице, с книгой в руках сидела Марина. Антону показалось, что она тоже покосилась на него.

В магазине не было ни единого покупателя. Скучающая за прилавком Паутова, увидев вошедшего Бирюкова, расплылась в такой радостной улыбке, будто наконец-то встретила долгожданного гостя:

— Здравствуйте, дорогой землячок. И как это надумали заглянуть в мою лавчонку?

— Здравствуйте, тетя Броня, — по привычке с детства поздоровался Антон. — Дед Матвей у нас без рафинада остался.

Располневшая с годами еще больше, низенькая ростом Паутова, словно колобок, метнулась вдоль прилавка и услужливо подала коробку с расфасованным сахаром. Бирюков расплатился и стал разглядывать заложенные и заставленные всякой всячиной магазинные полки. Ему хотелось ненавязчиво начать разговор с заведующей сельмагом, осведомленной «лучше, чем по радио», местными новостями. Однако Паутова, не сдержав любопытства, опередила его:

— Как там, Антон Игнатьич, насчет Тамарки Тиуновой, дело не прояснилось?

Бирюков пожал плечами:

— Дело ясное, что дело — темное.

— Темное, Игнатьич, очень темное… Видать, колдовское богатство, как ни крути, счастья не приносит. Не стала я вчера следователям говорить, но перед тобой, земляком, скрывать не буду. Незадолго до вчерашнего дня состоялся у нас с Тиуновой откровенный разговор. Советовала я Тамарке передать гайдамачихинские деньги государству. Она сначала колебалась, потом согласная со мной стала, да, видно, замешкалась. Тут нечистая сила и попутала ее…

— Тиунова что-то вам рассказывала?

— Чего и зачем, Игнатьич, мне рассказывать? Я сама все видела, — Паутова посмотрела в окно. — Для тебя не секрет, что моя усадьба напротив Тиуновой, как вот Маринки Зорькиной, через дорогу. Не хотелось бы, да и то увидишь. К тому же, вдобавок, дворовая собачка Торчкова последнюю неделю прямо извелась лаем — заснуть невозможно было. Я думала, к Кумбрыку кто-то повадился. Не утерпела в последнюю ночь, приподняла оконную занавеску — возле торчковского двора никого нет, а от Тамаркиной избы вроде как женщина — бегом к озеру!..