Точки пересечения. Завещание - [42]

— Кто сообщил?

— Доярка Таня Инюшкина. После утренней дойки у колхозной конторы встретились и говорит: «Михаил Федорович, Тамара Тиунова чего-то на работу не явилась, пришлось ее коров доить. Сейчас забежала к ней узнать, но случилось, а изба распахнута, и котенок в комнате мяучит. Я побоялась в избу заходить, окликнула Тамару — она не ответила. Никогда раньше такого не было». Сообщение Инюшкиной меня, понятно, насторожило. Решил безотлагательно проверить тревожный сигнал. Вместе с Таней направился к избе Тиуновой. Дверь и вправду открытой оказалась. В избе никого нет. С потолка веревочная петля свисает, а на полу кровавые пятна. Считаю нужным добавить, что на кровати вроде бы какая-то записка лежит…

— Что ж, придется начинать, как водится, с осмотра, — сказал прокурор.

Пригласив из числа присутствующих женщин двух понятых, участники следственно-оперативной группы друг за другом вошли в избу, разделенную дощатой перегородкой на небольшую кухоньку и почти такого же размера спальную комнату. В спальне с вделанного в потолок большого крюка, на каких раньше подвешивали детские люльки, свисала короткая пеньковая веревка с петлей на нижнем конце. На петле виднелись бурые пятна, словно за нее хватались окровавленными руками. Несколько кровяных пятен было на полу. Здесь же валялись скомканная окровавленная кофточка и опрокинутая набок табуретка с отломленной ножкой. Возле табуретки сидел черный крохотный котенок и безостановочно, как заводной, мяукал.

Антон Бирюков по оперативной привычке обвел взглядом комнату. У левой стены стояла опрятно заправленная кровать с высокой горкой пухлых подушек. На цветном покрывале белел исписанный неровным крупным почерком тетрадный листок. Рядом с кроватью стоял простенький шифоньер с открытой дверкой. В нем висели на плечиках несколько женских платьев и кофточек. Небольшое оконце было прикрыто белой ситцевой занавеской. На подоконнике сквозь занавеску просвечивался горшочек с цветущей геранью. В переднем углу темнела старая доска-икона, на которой с трудом можно было разглядеть лик Николая-угодника. Перед иконой висела на трех серебряных цепочках позолоченная лампадка с застывшими по краям потеками воска от сгоревшей до основания свечи.

Пока эксперт-криминалист Семенов щелкал ослепительной фотовспышкой и тщательно соскабливал для последующего исследования пятна крови, Бирюков тихо спросил стоявшего рядом Кротова:

— Тиунова верующей была?

— Со старухой Гайдамаковой она дружбу водила, — прошептал в ответ Кротов и скосил глаза на икону. — Этот пережиток старины из Гайдамачихиной избы сюда перекочевал.

— А вообще Тиунова как?..

— Ни в чем предосудительном не замечалась. Вот только, буквально на днях, остригла под машинку голову и ходила повязанная платком, как старуха. Предполагаю, может, вера такая есть, при которой женщины стригутся?..

Бирюков, задумавшись, промолчал. Когда криминалист управился со своими делами, следователь в присутствии понятых начал осмотр места происшествия. Прокурор и подполковник Гладышев, заложив за спину руки, склонились над лежащей на кровати запиской. Антон подошел к ним и тоже стал читать:

«Господь Всевышний! Прости, Милостивый, мой смертный грех. Не по воле разума он сотворен, а по велению Нечистой Силы, опутавшей и замутившей меня. Нет мне спасения от Злого Духа ни днем, ни ночью. Нет больше сил и нет другого выхода, как уйти из мирской жизни. Прими, Милостивый, в свой стан. Пригрей мою грешную душу. Аминь! Аминь! Аминь!»

Дважды перечитав записку, Бирюков глянул на продолжавшего мяукать котенка. Оказавшаяся в числе понятых заведующая Березовским сельмагом — низенькая, как колобок, Бронислава Паутова, которую в Березовке издавна все подростки называли тетей Броней, перехватила взгляд Антона. Дрогнувшим голосом негромко сказала:

— Молочка б котику плеснуть. Кажись, со вчерашнего вечера не кормлен.

— В селе у Тиуновой родственники есть? — спросил прокурор.

— Никого у нее здесь нет, — ответила Паутова. — Три года назад из Новосибирска Тамарка к нам заехала с мужем. Мужик сбился с пути, ушел калымить к шабашникам, какие Гайдамачихе новую двухэтажку строили. Теперь в Серебровке на строительстве колхозной фермы работает.

— Сюда не приезжает?

— А чо тут приезжать — Серебровка рядом. Иногда приходит, чтобы покуражиться перед Тамаркой.

Мяуканье котенка стало походить на осипший писк.

— Унесите его на улицу, — попросил Паутову прокурор. — Пусть кто-нибудь из женщин к себе в дом возьмет, накормит.

— Ой, нет! — испугалась Паутова. — Накормить, конечно, накормят, а в дом — никто не возьмет. Это ж колдовский котик, от Гайдамачихиной кошки.

— Что еще за колдовство? — заинтересовался прокурор.

— Ой, не знаю. Это в Березовке так говорят.

— Что говорят?

— Да болтают, что попало… — Паутова приподняла руку, словно хотела перекреститься, но вовремя спохватилась. — Вы, граждане следователи, шибко не верьте нашенским сплетням. Тамарка хорошая была. Не понятно, чего она тут натворила, или с ней кто-то беду сотворил…

— Какого возраста Тиунова?

— На прошлой неделе двадцать четыре года исполнилось. Два килограмма дорогих конфет у меня, в сельмаге, покупала, чтобы подружек с фермы угостить.