Точки над «i» - [58]

В конце концов Марта сдалась и решила сделать то, что ее отец всегда ей запрещал, – а именно включить телевизор средь бела дня. По телевизору шла реклама детской одежды, и в течение пары секунд Марту захлестнул такой поток слез и печали, причину которого она не могла понять, потому что это было совершенно на нее не похоже. Она переключила на другой канал, где показывали чью-то свадьбу, от чего ей стало еще хуже. Бред какой-то, подумала она, захлебываясь слезами. Она снова переключилась на другой канал, где очень скучно выглядевший тип говорил что-то о тригонометрии, но был в его движениях и одежде некий пафос, который поднял ее тоску на невиданные высоты. Она лежала в кресле, заливаясь соплями, каждый сосудик в глазах распух. Грудь выдавала на гора всхлипывания отчаяния, в то время как разум абсолютно не понимал происходящего.

Если бы Тед когда-либо слышал о синдроме третьего дня, то бежал бы куда глаза глядят до тех пор, пока не наступил бы день четвертый. Бедняга Тед лишь однажды прочитал что-то об этом в журнале для матерей, но та статья не давала полной картины. В общем, он вернулся домой с прогулки, улыбаясь, как невинное дитя, вошедшее в зал Короля Горы и не подозревающее о монстре огромных размеров, собирающемся пожрать его.

Едва он вкатил коляску, в которой мирно спал Иисус, как Марта с воплем запустила в него тяжелым ботинком. Содержание ее воплей было следующим:

– Тед, ты козел ебаный, ты не достоин быть отцом, ты кусок говна, пошел вон отсюда, иди и застрелись, уебок сраный, я ненавижу тебя, я ненавижу тебя, я ненавижу тебя!

Тед, оставивший Марту в состоянии озлобленности приемлемого уровня, онемел от того, что за три часа отдыха она умудрилась довести себя до такого состояния. Что-то ему подсказывало, что не надо воспринимать это серьезно, но тоненький внутренний голосок нашептывал: «Она такая все время, старина. Ты ее вообще не знаешь». Он вжался в кресло. Плохой ход. Марта набросилась на него, как реактивный мешок картошки.

– Да как ты посмел! Как ты посмел! – завопила она, словно сидеть было равносильно издевательству над животными с последующим поеданием их внутренних органов.

– Да что я сделал-то? – спросил несчастный и беспомощный Тед.

Это вызвало у Марты еще одну яростную тираду о сходстве Теда с серийными убийцами, и в конце концов ему пришлось тоже заорать, чтобы выяснить причину ее буйства.

– Да что же я такого сделал-то, еб твою мать! – рев его был слышен по всей округе.

Марта, не в силах ничего сказать от ярости, только и могла стучать пальцем по циферблату своих часов с такой злостью, что Тед опасался, как бы она их не сломала.

– Десять минут! – проорала она. – Десять минут! Я была уверена, что тебя убили, а ребенка похитили!

До Теда наконец дошло, что все это из-за того, что он немного опоздал. «Интересно, что было бы, если бы я действительно облажался», – подумал он и решил пойти на примирение.

– Послушай, сладкая моя, – начал он, и Марта снова залилась слезами.

– Никто никогда меня так не называл, – провыла она. – Ты это серьезно сказал?

Тед знал: если он скажет «нет», то будет убит на месте, к тому же он и вправду был серьезен. Как ни странно, но Иисус спокойно спал, не обращая внимания на весь этот словесный ураган, отчего Марте померещилось, будто ребенок в коме.

– Пиздец! Тед, срочно везем его в больницу! – завопила Марта.

К счастью, именно в этот момент в дверь постучала патронажная сестра

Глава двадцать свдьмая

Патронажную сестру звали Танжерин, и она могла быть сестрой Ромашки, настолько было похоже их происхождение. Рожденная в шестидесятых у пары, зачавшей ее на фестивале на Айл-оф-Уайт, и получившая имя, потому что это был их любимый фрукт, цвет и половина названия группы Танжерин Дрим. Тан, как она себя называла, пришлось просто смириться с этим; на самом деле она обладала талантом комедийной актрисы, потому что люди часто спрашивали ее о полной версии имени Тан, и она отвечала так, словно на самом деле была актрисой-комиком, не попавшей на телевидение. Танжерин, как и предсказывали книги по психологии, учитывая ее происхождение, имела консервативный подход к воспитанию детей и ужас ребенка, которого часто засовывали в некое подобие рюкзака и таскали по всему миру, в то время как ей явно не хватало обычного спокойного существования.

Она совершала обход по муниципальным квартирам в южном Лондоне, переходя из квартиры в квартиру, от матери-одиночки к семьям, где дети были от нескольких разных отцов, в дома, где алкоголь, наркотики и насилие были на высоких позициях в топ-листе местных развлечений. На ее лице всегда было застывшее болезненное выражение Мадонны, словно эти люди намеренно мучили ее.

В общем, когда Тед открыл ей дверь, урод уродом, как он есть, бедняга, то Тан, по крайней мере, разглядела в нем некую потугу к респектабельности по манере одеваться и вздохнула с облегчением.

Потом она вошла в квартиру и увидела царивший там хаос. Марта сидела, сгорбившись, на краю дивана и яростно поглощала кукурузные хлопья, не осознавая, что одна ее грудь вывалилась из халата

– Чаю? – предложил Тед, и Тан взяла у него из рук чашку дешевого, безвкусного пойла, от чего Марта тут же почувствовала к ней симпатию. Тан за свою жизнь перепробовала уже столько чайной дряни, что принимала любое угощение.