Точка слома - [37]

За острые звёзды

Огромного неба

Коснуться рукой»

--БИ-2

Летов сидел в кабинете Горенштейна с довольно толстой папкой уголовного дела. Сам Горенштейн уехал на вызов, поэтому Летову никто не мешал листать тонкие листочки протоколов и рассматривать стопки фотографий.

«Глубина удара 6,3 см»… неплохо. Сильный мужик, значит. «Характер капель крови около кисти говорит о том, что они падали с высоты человеческого роста» – значит он ее поднял и убрал куда-то, раз дальше капель нет. «Отпечатков на клочке бумаги не обнаружено. Характер бумаги говорит о ее не маленьком возрасте – около двадцати лет» – может из библиотечной книги вырвал. Надо проработать эту версию» – думал про себя Летов. Он понял, что эти клочки бумаги хорошая зацепка – благодаря им можно и выйти на преступника.

«Левый марш… черт, его же читал тот парень, который задыхаться начал!» – вдруг вспомнил Летов. Он порылся в бумагах и начел написанный Горенштейном отчет. Написан он был от руки, химическим карандашом, но бумага потом была специально намочена, дабы эти загогулины напоминали чернила. Однако почерк все равно был ужасный – буквы огромные и сильно размытые – Веня писал его спеша.

«Возможно, есть связь этих четверостиший с инцидентом во время Праздничного мероприятия в честь Праздника Великой Октябрьской социалистической революции» – так Веня, молодцом, заметил. – «Следует побеседовать с юношей, у которого случился приступ во время чтения данного четверостишья. Возможно ему кто-то угрожал или следил за ним» – интересно, сделал это Веня, или нет. А, вот и протокол.

«ВОПРОС: Следил ли кто-то за вами или угрожал?

ОТВЕТ: Нет, ничего не было. После случая все было, как обычно». – Значит допросил таки» – продолжал Летов.

Он взял со стола помятую бумажку и, наслюнявив грифель карандаша, набросал небольшой план – это была у его давняя привычка – составлять какие-то схемы, дабы было легче представить картину преступления и собрать все факты воедино.

«Итак. Парень читает это стихотворение и у него случается приступ. На следующий день кто-то убивает человека и подкладывает это четверостишье. Может эта хрень с прекращением дыхания была кем-то подстроена, и батя этого парня узнал, что эти ребята причастны к этому и решил отомстить? Черт, в анкете этого парня написано, что про отца неизвестно, значит, отец тут ни при чем. Но как еще это может быть связано?» – продолжал свои размышления оперуполномоченный.

Летов решил отдохнуть и откинулся на спинку скрипучего стула. Перед глазами встал грязный потолок, знакомый еще с довоенных лет. И тут Летов неожиданно вспомнил один случай с войны.

…«Будь все проклято, надо было себе ногу отстрелить батиным ружьем, не оказался бы тогда в этом дерьме!» – злобно выл молодой солдат, еле тащивший ноги вслед за почерневшим от копоти Летовым.

Избитые сапоги стали коричневыми от пыли, окровавленные и прожженные гимнастерки колыхались от ветра, который обжигал своим приятным холодком грязное тело солдат.

Мыслей у Летова не было – он жутко устал. Они уже плелись по этой дороге часа три, а до этого еще был жуткий бой и чуть ли не полдня блужданий по лесу. Все тело выло – оно жаждало отдыха и сна. Были мысли даже упасть в канаву около дороги и уснуть там, однако было ясно, что вскоре по этой дороге пройдут части немцев в контрнаступлении, которые обязательно превратят обычный, пусть и настолько желаемый, сон советского солдата в вечный.

Летов сразу почуствовал что-то неладное: на пыльной дороге была куча следов – скорее всего, это были эвакуированные, но сам Летов об эвакуации ничего не слышал.

Однако это были следы не эвакуированных. Это стало ясно, когда сквозь лучи палящего солнца прорвалось изображение виселицы.

«Б…ь!» – из последних сил пробормотал солдат, взводя курок своей «Трёхлинейки». Летов же взвел пистолет и они, словно позабыв о жуткой усталости, побежали к виселице.

На тонких веревках, обжигаемых палящим солнцем, медленно покачиваясь, висело семь босых человек. Трое женщин, трое мужчин и еще один парень лет двенадцати. Все они были сильно избиты, измазаны кровью, одежда изорвана. Самое странное, что один из трупов, висевший посередине, был срезан. Его просто не было, лишь порезанная веревка одиноко болталась на ветру. Летов уж подумал, что его срезали местные, чтоб сожрать, но он видел в деревне немало скота, так что навряд ли бы они стали заниматься каннибализмом. Думал он не долго, ибо вскоре услышал какие-то странные звуки.

Рядовой окаменевши смотрел на эту колонну висевших трупов, а потом упал на землю и его начало рвать. Летов понял, что помощи от этого сопляка ждать незачем, поэтому, встав в боевую изготовку, пошел в обход виселицы.

Вскоре он увидел и источник звуков. На корточках, в изорванной, окровавленной нательной рубахе и проженных галифе, сидел солдат. Судя по зеленой пилотке, это был свой, советский. Однако Летов застыл в ужасе, при виде того, что делал этот солдат – он бил чье-то тело ножом. Судя по обилию крови вокруг и тому, что даже сапоги солдата были ей измазаны, бил он этот труп долго. Сначала Летов подумал, что он убивает немца, однако вскоре увидел босые женские ноги, измазанные кровавой пылью, и окровавленные полы изорванной юбки.