Точка росы - [43]
— Зря пугаешь!
— Не хотел, а приходится. Сказать тебе новость? Жорка-то Погребной — тю-тю! Убежал. Вот тебе и доброволец!
— Нашелся, значит, дезертир, — на скулах Викторенко заиграли желваки. Он мог признаться, что ему сразу не понравился щеголеватый парень. В поезде и самолете не расставался с пилочкой для ногтей. Иван пытался вспомнить что-то другое, но не мог. — Значит, теперь нас двадцать четыре человека.
— Скажи, Иван, и тебе не снятся вишневые садочки?
— Выкупайся в Сосьве — перестанут сниться.
— Да ты не бойся, я не убегу. Да и Погребной не сбежал, а перевод себе устроил в Тюмень через какого-то родственника. Скажи, зачем прибор в балок тащишь?
— Помозговать хочу, — ответил Викторенко, а потом, о чем-то подумав, невесело улыбнулся и сказал: — На щите он показывает точку росы — влажность и температуру, с которой мы посылаем газ. Может, он будет определять и наше состояние.
— Нас с тобой будет проверять?
— И нас тоже.
Молодые люди подошли к своему балку. С выбитыми досками, промятой крышей, вагончик мог рассказать о тряской езде по железной дороге, а потом об утомительном путешествии на барже по Оби до Сосьвы. Многие находили в нем приют, пока не получали жилье. Викторенко снова вспоминал о Погребном. Два месяца продержался. Хлопнул размашисто рукой по шее. Попадись ему сейчас этот Жорка, влепил бы ему: «Смывайся! Но имей мужество посмотреть в глаза товарищам, с которыми отправился в дорогу!»
Он шагнул через порог. Знакомая тесная комната. У стены маленький столик. Над ним набор инструментов: отвертки, плоскогубцы, паяльник. Стоило разложить на столе инструменты, дотронуться отверткой до первого винта, и он успокаивался. Так было всегда, но сейчас почувствовал: не снять напряжение.
В балке Смурый сразу забрался на койку. Протяжно зазвенели пружины. Викторенко присел к столу. Увидел на нем велосипедный звонок, который Смурый всюду таскал за собой. На тихих улочках Андреевки Смурый всегда появлялся на велосипеде. На раме сидела Ася, синеглазая красавица с толстой косой. Иван подергал рычажок, и резкий, тревожный звон заметался по маленькой комнате.
— Не дразни! — Смурый соскочил с кровати, вырвал звонок.
— Разве я тебе дразню? Звонок будет виноват, если ты сорвешься домой?!
— Этого не случится, командир!
Приезжим парням скоро пришлось убедиться, что на сибирской земле все отпускалось без меры, с лихвой. Пошел дождь — на неделю. Без времени в августе вдруг повалил снег.
Дорога к комплексу стала глубоким ручьем, а тундра — морем, где далекими суденышками плавали макушки мочажин, перевитые низкорослыми березками и виками. Низкое небо с черными тучами перечеркивали стаи летящих уток и гусей. Ночью птицы часто налетали на горящий факел над высокой трубой комплекса и сгорали.
От воды спасали высокие резиновые сапоги. Намокшие спецовки и брезентовые куртки не успевали просыхать и гремели, как стальные доспехи рыцарей.
Из Березова, где обосновалось объединение по подаче газа, приезжало начальство на катерах и моторных лодках.
Инженер с черными усами, прямой начальник молодых инженеров, требовательно спросил:
— Викторенко, а где уха?
— Не научился ловить рыбу, да и времени нет!
— Чем же это вы заняты?
— Работой.
— До вас инженер все успевал. Работал и ловил рыбу.
— Возможно, но приборы он запустил. Вы знаете, какое мы приняли со Смурым хозяйство?
— Он тоже так говорил!
«Может, и в самом деле заняться рыбалкой?» — возвращался несколько раз Викторенко к разговору с инженером объединения, но не хотел, чтобы подумали, будто подмазывается к начальству.
Возвращаясь с работы, Викторенко выходил к реке. Огромная труба газопровода сбегала с крутого берега и ныряла в воду. Пока на приборах не падало давление, в далеком Серове получали газ. Он со скоростью курьерского поезда мчался по трубам, чтобы обогревать доменные печи, котельные и сгорать под конфорками на кухнях в жилых домах. Иван испуганно посматривал на берег. Вода все глубже вгрызалась в него, готовая обрушить сотни тонн земли вместе с высокими соснами вниз. Если это произойдет, трубопроводу несдобровать. Своей тревогой он ни с кем не делился, боялся, что старожилы поднимут его на смех. Трубопровод проложили через реку не вчера, и надо надеяться, что в это половодье с ним ничего не произойдет.
Однажды Викторенко заговорил об этом со Смурым.
— Всюду ты лезешь, Иван. По штатному расписанию четко определено, чем мы должны заниматься. Нам приписана автоматика, а труба газопровода имеет своего хозяина.
— А вдруг вода сорвет трубу?
— Не изводи себя по пустякам. Нервы надо беречь.
— Нервы у меня крепкие.
По лестнице кто-то громко затопал сапогами. Дверь балка распахнулась, и показалась голова широкоплечего парня с рыжей бородой. Заметив Викторенко, он весело хохотнул, обнажая редкие зубы:
— Здорово, крестник. Земля в самом деле круглая. Сказал, от Егора Касаткина не уйдешь! — И протянул руку. В маленькой комнате потянуло перегаром водки.
— Пожаловал, золото?
— Гребаешь руку подать?
Викторенко еще раздумывал, как ответить на приход Касаткина, а Смурый отрезал:
— Убирайся!
— Ты не кричи, дохлик. Выметаться вам придется. Егор Касаткин женится. Балок мой. Комендант сказал. А вы своих потесните. Даю вам на сборы один день. Адью! Пригласительных билетов не успеют напечатать, как принято в лучших домах Лондона. На свадьбу Егора Касаткина вас приглашаю. И Надюха моя будет рада интеллигентам. Посмотрите, как у нас веселятся. Я весь магазин покупаю. От души попьем и погуляем. Так что освобождайте балок для молодых!
Герой заглавной повести «Замарайка» — лисенок. Он родился в Месяц Отела, когда в стадах оленеводов появляются олешки, в норах песцов — щенки и, прочерчивая небо, летят в тундру стаи лебедей, гусей и уток. Встреча с Замарайкой изменила поведение ненецкого мальчишки Хосейки. Он будто впервые увидел красоту тундры, услышал звенящую песнь ручьев. Понял, что главная обязанность охотника не убивать зверей и птиц: их надо охранять. Это было открытием, и он стал искать звонкие слова и слагать стихи. Так родился поэт.Обе повести «Замарайка» и «Саварка» объединяет авторская мысль: землю надо беречь.
Сборник «Летчики» посвящается 60-летию ВЛКСМ. В книгу вошли очерки о выдающихся военных летчиках, воспитанниках Ленинского комсомола, бесстрашно защищавших родное небо в годы Великой Отечественной войны. Среди них дважды Герои Советского Союза В. Сафонов, Л. Беда, Герой Советского Союза А. Горовец, только в одном бою сбивший девять самолетов врага. Предисловие к книге написал прославленный советский летчик трижды Герой Советского Союза И. Кожедуб.
Восьмилетний ненецкий мальчик Саварка — хороший охотник, хороший пастух, хороший рыбак. Хотя ему не хотелось покидать родное стойбище, родители отправили его в интернат, чтобы учиться, знакомиться с разными людьми и с миром за пределами тундры.
…Со времени моей первой охоты прошел не один десяток лет. Только теперь я понял, что благодаря Мишке открыл удивительный мир: я увидел стремительный полет белки, красное солнце морозного утра, текущий с деревьев снег. Я исходил много лесов и полей, но не стал охотником и совсем об этом не жалею.Рассказ Владимира Степаненко «Десять выстрелов» был опубликован в журнале «Костер».
Дорогие ребята!В ящике моего письменного стола хранится старая, потертая карта. Она вся перечерчена разного цвета линиями — маршрутами боевых полетов.Прошло двадцать пять лет со дня одного из величайших сражений истории, сражения на Курской дуге. Вспоминается день за днем. Танковые сражения под Прохоровкой и Обоянью. Воздушные бои. Названия маленьких деревень, рек, где проходила линия фронта, где были наши аэродромы.Аэродром Долгие Буды обведен на карте большим красным кружком. Там я познакомился и подружил с Александром Горобцом.
Роман Владимира Степаненко — о разведчиках новых месторождений нефти, природного газа и конденсата на севере Тюменской области, о «фантазерах», которые благодаря своей настойчивости и вере в успех выходят победителями в трудной борьбе за природные богатства нашей Родины. В центре — судьбы бригады мастера Кожевникова и экипажа вертолета Белова. Исследуя характеры первопроходцев, автор поднимает также важнейшие проблемы использования подземных недр.
Если в двух словах, то «желание исчезнуть» — это то, как я понимаю войну.
С Вивиан Картер хватит! Ее достало, что все в школе их маленького городка считают, что мальчишкам из футбольной команды позволено все. Она больше не хочет мириться с сексистскими шутками и домогательствами в коридорах. Но больше всего ей надоело подчиняться глупым и бессмысленным правилам. Вдохновившись бунтарской юностью своей мамы, Вивиан создает феминистские брошюры и анонимно распространяет их среди учеников школы. То, что задумывалось просто как способ выпустить пар, неожиданно находит отклик у многих девчонок в школе.
Эта книга о жизни, о том, с чем мы сталкиваемся каждый день. Лаконичные рассказы о радостях и печалях, встречах и расставаниях, любви и ненависти, дружбе и предательстве, вере и неверии, безрассудстве и расчетливости, жизни и смерти. Каждый рассказ заставит читателя задуматься и сделать вывод. Рассказы не имеют ограничения по возрасту.
«Шиза. История одной клички» — дебют в качестве прозаика поэта Юлии Нифонтовой. Героиня повести — студентка художественного училища Янка обнаруживает в себе грозный мистический дар. Это знание, отягощённое неразделённой любовью, выбрасывает её за грань реальности. Янка переживает разнообразные жизненные перипетии и оказывается перед проблемой нравственного выбора.
Удивительная завораживающая и драматическая история одной семьи: бабушки, матери, отца, взрослой дочери, старшего сына и маленького мальчика. Все эти люди живут в подвале, лица взрослых изуродованы огнем при пожаре. А дочь и вовсе носит маску, чтобы скрыть черты, способные вызывать ужас даже у родных. Запертая в подвале семья вроде бы по-своему счастлива, но жизнь их отравляет тайна, которую взрослые хранят уже много лет. Постепенно у мальчика пробуждается желание выбраться из подвала, увидеть жизнь снаружи, тот огромный мир, где живут светлячки, о которых он знает из книг.
Рассказ. Случай из моей жизни. Всё происходило в городе Казани, тогда ТАССР, в середине 80-х. Сейчас Республика Татарстан. Некоторые имена и клички изменены. Место действия и год, тоже. Остальное написанное, к моему глубокому сожалению, истинная правда.