Точка - [10]

По улице Островского дом № 25, напротив кинотеатра, находился хлебозавод № 1, которому присвоено имя в честь 10-й годовщины Октябрьской революции. Производство здесь началось в 1927 году. После войны, в 1946 году, завод восстановлен и расширен».

– Интересная справка, – чихнув в десятый раз, я попыталась собрать разлетевшиеся документы. – Кто это написал?

– Покажи-ка. Сейчас вспомню. Это до перестройки было, в восемьдесят пятом, кажется. Я тогда секретарём здесь работала. Да, точно. В этом году я замуж вышла, поэтому и запомнила. Так вот, приходил к нам мужчина, информацию искал о жителях улицы Раковская. Всё спрашивал, кто остался из стариков. Говорил, в Великую Отечественную его мать здесь жила некоторое время. Где-то он и о себе написал… Здесь должен листок быть с адресом и фамилией. Сказал, что интересуется историей. А это с собой принёс. Ну я и положила в общие документы. Давно это было, а вот, поди ж ты, пригодилось. Тут целая поэма.

– Повесть, – машинально поправила я.

– Что?

– Поэма – это в стихах, а здесь, скорее, повесть.

– Ну и ладно. Бог с ней, с этой повестью. Главное ведь в любой улице что? – Мария Владимировна подняла вопросительно указательный палец. – Главное – это люди. А людей там почти не осталось. Значит, и улица уже не та. Домов несколько жилых, остальные под офисы, магазины проданы. Хотя и этот особняк ещё весной продали. Название такое у фирмы – с летом связано. «Летние услуги»? «Сервис в августе»?

– «Июль-сервис»?

– Кажется, да. Точно, вспомнила. Строительная компания «Июль-сервис». Хозяин – грозный мужчина – всё молчит да бумаги подписывает. Пока у нас был, кроме «здравствуйте» и «до свидания», пару фраз бросил: «дайте паспорт на дом», «все ли прописанные живут в доме». Поломанный он какой-то.

Я вспомнила неадекватного гражданина, который вчера чуть не посадил меня в алюминиевый таз с кошачьим кормом.

«Пыльный ангел, преломлённый светом…»

– Мария Владимировна, этот хозяин – невысокий ростом, коротко стриженый? Глаза синие-синие?

– Да, вроде похож по описанию. Вспомнила, как зовут. Вячеслав Иосифович Июльский. Хозяин строительной компании «Июль-сервис». А ты что, знакома с ним?

– Да лучше бы и не знать. Сноб, каких мир не видывал. Вчера в одну из квартир этого дома ворвался, как ураган, набросился на меня с кулаками и вопросами: кто пустил меня туда, зачем пришла… Как будто дел мне больше нет – ходить по чужим квартирам.

– Ты знаешь, Милочка, я слышала, он жильцов этого дома всех расселил, квартиры они получили прекрасные. Далековато, правда, в новостройках в Уручье, но всё чин-чинарём – как положено. Не обманул. Только вот загвоздка с одним человеком вышла. Не захотела переезжать некая Мирра Львовна Андреева. Весьма оригинальная особа.

– Вот я у неё в квартире и находилась! Спросить хочу у вас, как получилось, что человек её возраста живёт в таких антисанитарных условиях.

– Одинокая она. Прости, Господи! – Мария Владимировна размашисто перекрестилась на иконку Николая Чудотворца, стоящую на письменном столе. – Говорят, старуха с придурью. Вроде бизнесмен этот к ней и так и эдак. А она – нет, и всё тут. Умру, говорит, в своей квартире. Подождите, недолго осталось. Главное, дом отсоединили от всех коммуникаций – там ни воды, ни электричества нет. Как она живёт, не знаю.

Так вот зачем столько керосиновых ламп!

– Вы знаете что-нибудь об этой женщине? Почему она одна? Где родственники?

Мария Владимировна задумалась, потом вспомнила о закипевшем чайнике, засуетилась, готовя чашки и печенье.

– Знаешь, Мила, если честно, очень мало слышала. Говорят, старуха умом тронулась пару лет назад. Оно и немудрено – почти век землю топчет. Живёт в этом доме давно, вроде, ещё до войны жила. А может, врут люди, сама-то я не спрашивала. Наш дворник Михалыч говорит, она каждый вечер, как темнеть начинает, к окну подходит и стоит, не шевелясь, до самой ночи. И кошки вместе с ней на подоконнике сидят. То ли три их, то ли пять – не считали. Михалыч как-то специально ходил смотреть, как она стоит у окна. Жуткая, говорит, картина.

Я вспомнила свой первый неудачный визит к Мирре Львовне и поёжилась.

– А может, ей предложить в дом престарелых переехать? Там всё-таки уход, общение с ровесниками…

– Предлагали ей и дом престарелых, и больницу, и санаторий. Однокомнатная квартира куплена на её имя. Со всеми удобствами. Принципиально не хочет. Ждёт, пока вперёд ногами вынесут. Прости, Господи! – Мария Владимировна снова перекрестилась. – Пусть живёт, сколько ей отведено. Не наше это дело – в Божий промысел вмешиваться.

– Что ж, спасибо за чай с печеньем, за разговор. Пойду я. Темнеет, по магазинам ещё пройтись надо.

– И тебе спасибо, Милочка! Когда вот так встретимся – всё бежим, торопимся куда-то. Так жизнь и проходит. Утром на работу, вечером с работы – ужин, телевизор и спать. А поговорить-то некогда. Беги, милая, беги. Дождь уже прекратился.

Секундное двоеточие электронных часов безвозвратно делит время на прошлое и будущее. А в настоящем моя бессонница выворачивает наизнанку бархатное нутро ночи. К четырём часам утра я поняла, что если не встану и не сделаю что-нибудь, зарядку или пробежку вокруг стола, то будущий день определённо не удастся. Срочная необходимость действовать вылилась, наконец, в перелистывание страниц. Помучив с полчаса прикроватный дамский роман, со вздохом отложила в сторону очередные страсти донны Марии и сеньора Кальвадоса.