Точка невозврата - [2]

Потому что свой вес я должна взять именно там.

ДОСы — это дома офицерского состава, а все мои подходы к штанге пока неудачные. Затягиваюсь китайским поясом и рву штангу на грудь. Что есть мочи рву, а она выскальзывает. Впрочем, как и у моих подруг по ДОСам. Выйти замуж девочки-то хотят, но получается у немногих. В основном девчонки становятся прапорщицами, да и тут должно сильно повезти. Хотя бывают и совершенно дикие случаи. Например, Наташка, повар в нашей столовой. Имея ребенка, Наташка ухитрилась выйти замуж за лейтенанта-ракетчика. Спокойный такой паренек, Дима Шишкин. Причем ни рожи, ни кожи у Наташки нет, это я вам говорю. А все потому, что в нашем пыльном городишке все поставлено с ног на голову. При этом в ДОСы, как мы все, Наташка не ходила, в ресторане «Садко» ее тоже не видели ни разу. Только на танцах в доме офицеров, да и то редко. Придет и стоит скромно так у стеночки, платочек в руках теребит, никто на нее внимания не обращает. Там ее Дима Шишкин и откопал, когда пришел поиграть на деньги в шахматы с дядей Кешей, моим, кстати, соседом через забор. Так еще на следующий день после свадьбы этот Шишкин заявил, что за Наташку порвет пасть любому. Вот так.

Ну а за меня, значит, пока пасть рвать некому, сама за себя, остаюсь незамужней девицей, Людмилой Невзоровой по прозвищу Люсьен.

Лейтенанты как дети, все у них по прозвищам. И сами с прозвищами, в основном это производные от фамилии, с редкими исключениями. Например, Диму Шишкина после женитьбы на Наташке стали называть Дима-дурачок. А скромный тихий лейтенантик Леня Янцыбаев почему-то имеет прозвище Леха-лютый. Ну и мы, девчонки-борзянки, все с погонялами. У меня-то еще терпимо — Люсьен, нормальное бордельное прозвище. Моя подруга, официантка из ресторана «Садко» Ирка Ветрова, называется Фигура, другая Ирка, с круглым, как таз, лицом и раскосыми глазами — Бурятка, хотя она всем говорит, что она китаянка. Но бывают и покруче погоняла, например, Шпала, Уголовница и даже Чесотка. Чесотка — это тоже от фамилии — Пасечниченко. Шпала — мощная девушка, тоже с нашего мясокомбината. Ну, а Уголовница — сами понимаете, городок у нас такой. Это все мои боевые подруги по ДОСам. Несмотря на прозвище и опасный возраст, несовершеннолетняя Лидка Чесотка из общежития местного ПТУ пользуется большим успехом у холостяков. Хотя этих лейтенантов вообще трудно понять. Вон, Галина Ивановна. Дородная борзинская тетка позднего детородного возраста и очень веселого нрава, от которой шарахаются все офицерские жены. Холостяки такое и прозвище ей дали — Галина Ивановна. Так она тоже востребована не меньше малолетки Чесотки или Бурятки. Бурятка вообще востребована по этническому признаку, так как какой-то сексуально озабоченный дурак распространил слух, что у буряток то самое место расположено не так, как у всех, а иначе. Идиотский слух оказался на редкость живучим. Я ж говорю, эти лейтенанты-холостяки как дети, только пистолетики у них настоящие и общий спермотоксикоз организма.

Ну и главное. В этот странный день, 12 сентября 1980 года, который начался с утреннего сна про волшебный поезд, я поняла, что в этом году выйду замуж. Конечно же, за лейтенанта, который увезет меня из этого злобного местечка куда-нибудь подальше, например, в Германию. Это было как озарение, вот так — бац! — как поленом по голове, аж искры из глаз посыпались, и я поняла, что теперь я выйду замуж.

Вернее, я поняла, как я выйду замуж.

Я после этого сна всегда как ненормальная пару дней хожу, а сегодня даже всплакнула утром. Пришла на свой мясокомбинат, через полчаса стерла косметику, отстегнула ресницы и пошла в таком виде к начальнику, мол, плохо мне, в поликлинику надо. Он взглянул, даже поморщился, как от зубной боли, и выписал увольнительную. Я вышла за проходную и решила пойти вырвать гнилой коренной зуб, который мучил меня уже год.

В поликлинике к стоматологу впереди меня была одна женщина, но потом мне неожиданно повезло. За дверью стоматологического кабинета время от времени раздавался визг дрели, видно что-то ремонтировали. Потом дверь открылась, и из кабинета вышел здоровенный рабочий, в грязном медицинском халате с какими-то бурыми пятнами и с дрелью, заряженной длинным тонким сверлом. Так та женщина, что стояла передо мной, уставилась на это сверло, как кролик на удава, а потом встала и тихонько ушла. Ну а я девочка смелая, села в кресло, раскрыла рот пошире и расслабилась, как могла. Тетка-стоматолог сделала мне в десну укол, а потом нацелилась мне в рот блестящими щипцами и сказала:

— А сейчас, деточка, придется потерпеть.

Зуб оказался крепким, щипцы соскальзывали несколько раз, но я девочка живучая. Отдышалась, слезы вытерла салфетками кое-как, отсиделась в коридоре и пошла себе по Борзе. Песенка прицепилась дурацкая, которую Лось в ДОСах поет, когда не сильно пьяный:

Не ветер степной поет,

Слезами мне душу сушит,

Железом мне лезут в рот,

Окурками тычут в душу.

Про меня, что ли?

По дороге зашла на хлебозавод к тете Маше, взять буханку свежего хлеба на ужин. Тетя Маша в ватнике сидела за столиком в раздаточном зале и что-то писала в толстой прошнурованной тетради с надписью «Учет отпуска продукции». Какие-то цифры, тонно-килограммы, штуки, цены.