Точка невозвращения - [44]

Обязательно напиши, если продвинешься в своем «завоевании» (улыбаюсь).

Еще раз прости за задержку,

Софи».

* * *

Половину ночи я ворочалась в кровати, не в силах уснуть. Тяжелые раздумья одолевали меня.

Что же случилось с Мефистором, почему он так отреагировал на безобидные, в общем–то, слова Фаукса?

И почему так больно было мне? Он же для меня никто, да? Так почему… почему…

А ведь когда де Гредин назвал Мефа жалким, мне, и это самое страшное, захотелось дать ему пощечину или даже чего посильнее! И это при том, что последние дни Повелитель вел себя со мной, как последний хам. А я все равно, все равно его… пожалела? Нет, жалеют лишь тех, кого считают ниже себя. А этим я не унижу такого, как он. Так значит, я ему сочувствовала? А за что? Правильно, не за что ему было сочувствовать. Тогда что, что это было?!

Единый ответ на десятки вопросов:

Не знаю…

И я действительно не знала, чем объяснить свое поведение и все эти мысли, что как рой безобразной саранчи кружит сейчас в моей голове, не желая оставить, пока не объест, не опустошит…

И два назойливых образа все мелькают перед глазами, сменяя друг друга, но не уходя на совсем, обрамленные калейдоскопом картинок из чужих лиц.

Двое… такие разные, и отношусь я к ним тоже по–разному.

Одного почти… почти люблю, второго почти ненавижу. Обычно. Как повелось с первого часа знакомства и как продолжалось до этого дня, этого проклятого, невыносимого дня, перевернувшего все с ног на голову, превратившего действительность в непонятную смесь чувств и воспоминаний!

Но в этот момент, в данное «сейчас» я почти ненавижу именно первого, а другого почти… опять не знаю.

Не знаю… не знаю!..

И опять череда безответных вопросов.

Так, лишь ближе к рассвету мне удалось забыться тревожным сном.

Я шла по узкой тропинке, с трудом угадывая ее сквозь плотный туман, устилающий землю. Меня окружали высокие тонкие деревья с голыми, почерневшими от старости стволами. Их кривые силуэты смазывались, становясь похожими друг на друга как отражения и не давая совершенно никаких ориентиров.

Сумерки. Никогда не любила это время. Кажется, что все живое замирает, и все твари, не важно, ночные или нет, как будто умирают, чтобы с первыми лучами солнца снова ожить.

Небо заливает серая краска, смывая собою звезды и темную синь, так похожую на гладь моря во время шторма. И река времени застывает, а мир превращается в Чистилище между Раем и Адом, где нет ничего, кроме пустоты и безжизненных, острых скал.

И жить тоже уже не хочется.

Многие были бы удивлены, узнав, что наибольшее количество случаев самоубийств приходится именно на эти несколько часов…

Так что же получается?.. Время самоубийц, время Чистилища. Время без самого времени.

А такие, как я, некроманты, знают один секрет:

Сумерки – это еще и время мертвых. Не полночь, как считают суеверные люди, не глубокая ночь, а именно сумерки. Когда разрывают свои могилы умершие, вылезают на поверхность упыри в поисках свежей крови и плоти.

Так что есть много поводов не любить сумерки. Особенно у некромантки.

Я все бреду по еле видимой тропинке, которой, кажется, нет конца. Но тут вдалеке вспыхивает свет… Нет, не свет, загоревшееся пламя огня. И я иду на него, все быстрее и быстрее, и вот уже бегу, спотыкаясь и чудом не падая, пока не достигаю своей цели.

Это не поляна даже, а так, небольшой просвет между деревьями. И посреди этого просвета горит костер.

Но где же тот, кто его разжег?

– Здравствуй, малышка, – раздается тихое рядом.

Я резко поворачиваю голову в сторону голоса и вижу высокую фигуру в ослепительно белом плаще, который спадает на землю единой жемчужной полоской.

Русые волосы небрежно стянуты такой же белой лентой, спина чуть сгорблена, лицо молодого мужчины обращено к огню.

– Смерть, – шепчу я, чувствуя знакомое тепло, обволакивающее сердце при узнавании.

Мужчина поворачивает голову в мою сторону и чуть склоняет ее набок в изучающем жесте. Губы складываются в мягкую и родную улыбку, а голубые глаза с искорками смотрят с такой нежностью, что кажется, вся любовь мира заключена в них.

– Я соскучился и не удержался от визита. Конечно, выбирать не приходится, так что пришлось навестить тебя во сне, – развел руками Смерть.

– Я тоже соскучилась, – тоже начинаю улыбаться и смаргиваю глупые слезы радости. – Я так боялась, что опять увижу тебя только через много–много лет…

В голубых глазах мелькает огорчение:

– Прости меня, малышка. Я хотел, очень хотел, но не мог прийти к тебе раньше. Но теперь, обещаю, будет по–другому. Я найду выход.

Я ничего не отвечаю, просто киваю, боясь, что меня подведет голос.

– Я пришел не просто так, родная, – мужчина подходит ко мне и ласково проводит рукою по моей щеке. Почти привычный жест… – Карты судьбы разложились в новом раскладе. Но в этот раз их значения, как и масти, были перепутаны. Прошу тебя, будь осторожна. За шестеркой может прятаться джокер, малышка.

– Что это значит? – растерянно гляжу в любимые глаза. Так хочется обнять его и не отпускать.

Как будто угадав это желание, Смерть привлекает меня и бережно прижимает к себе, как фарфоровую куклу, будто боясь, что я могу разбиться.