Точка невозвращения - [4]

— Начальник здесь?

— А-а-а, привет, — лаборант несколько растерялся. — Был с утра… — он стянул наушники и покрутил головой, поискав своего руководителя и, не увидев его, пожал плечами: — Вышел, наверное.

— Можно догадаться, — мрачно согласился Джедай, прикидывая, надолго ли может затянуться ожидание профессора.

— Новость слышал? — подмигнув, спросил Вася. — Наши-то друзья-конкуренты с соседней базы… Небось, и в инете не читал?

— Не-ет, — в замешательстве ответил Джедай. Он подозревал какой-то подвох. — А что случилось-то?

— Раскрыта тайна аномалии «электра», — понизив голос, таинственно сообщил Вася. — И знаешь, что это оказалось?

— Блин, — сказал Джедай, чувствуя, что явно ведется на какую-то глупую подколку. — Ну, что?

— Всем давно известная и интереса для науки не представляющая тривиальщина — так себя, оказывается, проявляет монополь Дирака! — выпалил Вася и залился счастливым, по-детски искренним смехом.

— Работнички, — не найдя, куда сплюнуть, в сердцах пробормотал Джедай. — Остряки-самоучки.

В этот же момент, резко распахнув дверь, в лаборатории появился Сахаров собственной персоной — седовласый профессор с залысинами на высоком лбу, в накинутом на плечи поверх своеобычной ковбойки белом халате. Он почему-то всегда напоминал Джедаю злодеев из научной элиты — бюрократов и консерваторов, которых было принято костерить в советской прозе времен войны физиков и лириков.

Прижимая трубку плечом, Сахаров устало отругивался от собеседника по телефону. Руки у него были заняты ворохом каких-то картонных папок. Заметив Джедая, он энергично кивнул и, слегка нахмурясь, помотал головой, мол, только давайте не все сразу.

Он решительно прошагал к своему столу, свалил папки, перехватил трубку поудобнее и еще минут пять на повышенных тонах выяснял отношения с оппонентом на том конце. Из их разговора можно было понять, что Киев отказывается поставлять на «Янтарь» какое-то ранее обещанное оборудование, на котором уже распланировано несколько серий важных экспериментов. Джедая, впрочем, содержание разговора нисколько не волновало, он терпеливо ждал, когда же профессор, наконец, положит трубку.

— Доброе утро, Джедай, прошу прощения, — наконец сказал Сахаров, нажав кнопку отбоя и устало вздохнув. — Замучили совсем эти смежники, все планы нам срывают, — извиняющимся тоном пояснил он и добавил, поморщившись: — Такие вот с них удои народному хозяйству. Так что у вас?

Джедай посмотрел на него с недоумением.

— «Кристальная колючка». А что у меня еще может быть. Вы же просили? — он выложил на стол контейнер с артефактом.

— Ах, да-да, — Сахаров в замешательстве потер лоб и снял очки. — Мы эту серию, для которой «колючка» была нужна, пока перенесли, но все равно пригодится, спасибо.

— А еще у меня, как всегда, пара образцов на углеродный анализ, — Джедай достал деревянные плашки. — Сможете сделать?

— Без проблем, — согласился профессор. — Какая точность вас интересует? Порядок?

— Десятки, — ответил Джедай, напряженно глядя ему в глаза.

Сахаров прикинул на ладони массу спилов.

— Ну, дня три нужно будет статистику набирать…

Джедай с облегчением выдохнул.

— Ну и отлично. Спасибо. Мне не к спеху.

Профессор подвинул обе плашки лаборанту:

— Вася, займитесь.

— Которая запаянная, должна быть лет на сорок старше, — быстро предупредил Джедай и нервно добавил: — Только, пожалуйста, молодым углеродом не запачкайте!

— Обижаешь, — хмыкнул Вася, небрежно подхватил обе плашки и вышел из лаборатории.

Профессор проводил его задумчивым взглядом и повторил:

— Лет на сорок старше?.. Это же свежие спилы, по годовым кольцам видно. Нынешнего года или предыдущего…

— Вы совершенно правы, — согласился Джедай. Спилы совсем свежие, вчерашние. С одной ветки.

Профессор машинально протер очки носовым платком и поморгал, близоруко сощурясь.

— Как же такое может быть? — растерянно спросил он.

— Я не говорю, что такое может быть, я хочу только, чтобы вы это проверили, — объяснил Джедай.

— И вы считаете, что это безумство может подтвердиться?

— Хотелось бы надеяться, — сдержанно согласился Джедай.

— Э-э-э… Но тогда вы сможете объяснить, как вы получили эти образцы? — заинтересовался профессор.

— Обещаю. А пока это только мои предположения, — ответил Джедай.

Джедай появился в Доме малютки, как всегда, после семнадцати, когда у детишек было так называемое свободное время — двухчасовой промежуток между тихим часом и ужином.

Он старательно вытер ноги о коврик и заглянул в кабинет персонала — там сидела единственная нянечка, заполняя какой-то журнал.

— Добрый вечер, я к своей — можно? — спросил Джедай.

Нянечка мельком взглянула на него и кивнула: все здесь давно знали Джедая в лицо. В ее взгляде Джедай заметил обычную смесь сочувствия и безнадежной жалости и стиснул зубы — это мы еще посмотрим.

В игровой комнате сегодня было необычно шумно — двое малышей сорись из-за красной пожарной машинки, еще один ревел из-за ушибленной коленки. Джедай взглядом поискал свою дочку Соню — она, как всегда, не участвовала в играх, сидела в уголке с соской во рту, меланхолично наблюдала, как драчуны с переменным успехом делят машинку. Едва успев войти, Джедай оказался в фокусе всеобщего внимания — машинка тут же была забыта, и даже рева успокоился, во все глаза уставившись на Джедая. Большинство детей здесь были «отказниками» — детишками с врожденными дефектами, от которых родители отказались в младенчестве. В три-четыре года человеку не особенно важно, есть ли у него какая-нибудь редкая форма генетического уродства, гораздо важнее, есть ли у него родители. Практически ни у кого здесь родителей не было, многие детишки, наверное, даже не знали, что бывает и другая жизнь. А вот у двухлетней Сони был папа. Это выделяло ее из группы, и ей, может быть, не до конца осознанно, завидовали.