Точка бифуркации - [46]

– Почитай, не отстанешь же.

– «Марина Цветаева. Стихотворения. Поэмы. Избранная проза», – прочитал я на обложке и открыл книгу произвольно – пятьсот двадцать вторая страница, «Крысолов».

Эталоном красоты Янка, разумеется, считает себя. Это немного не так, черты лица островаты, такие, словно художник, рисуя её, переборщил с резкостью. Может, потом, когда Янка потеряет хорошую спортивную форму, они разгладятся, станут мягче. Может быть, то, что я читал в дремоте, подчёркивало резкие переходы между тенью и отблесками заходящего солнца.

Выступили хорошо: первое и третье места. На вторых соревнованиях третье место поделили с парой, которая, по мнению Янки, была блатной и их тянули. Её родители немножко постонали на тему, как так можно, что если приехал из глубинки, то не постыдятся засуживать. Но мы всё равно были довольны, к тому же мне казалось, что наш результат справедлив. В поездке я каждый вечер сочинял для Марины большое письмо, в котором пересказывал то, что не мог сказать ей лично, не мог ни написать сообщение в телефоне, ни позвонить, ни отправить электронное письмо. Я ощущал себя человеком, перенёсшимся лет на тридцать назад, хотя и тогда можно было созвониться. Так что на двести тридцать. Мама каждый день слала сообщения и три раза позвонила, сказала, что соскучилась, что почти закончила последний проект, а новый с полмесяца брать не будет, что снег на даче почти сошёл и она посадила рассаду душистого табака. Вжик прислала пять сообщений, одну получил в день отъезда с извинением, что не смогла проводить, по две после соревнований, о датах которых была, конечно же, осведомлена, и в них интересовалась результатами. Одну с поздравлением с победой, одну с оханьем по поводу третьего места. Даже от Мурзи пришло сообщение со строками: «Мое сердце – словно чаша / Горького вина, / Оттого, что встреча наша / Не полна». Я написал: «Чьи стишки?» В ответ пришло: «Бодер, извини, ошиблась». Втроём, вместе с Валеркой, они весело провели каникулы, но мне об этом не писали. Бессмысленно, всё равно далеко и не приеду. Думаю, находись я в городе, было бы ровно то же.

Каждый вечер, садясь сочинять письмо, мысленно сообщал, как всё прекрасно, что стихи прочитал и есть некоторые соображения по этому поводу, и ещё всякие размышления о наших встречах. Каждое утро все эти размышления забывались, и вечером я подбирал слова заново. Схожие со вчерашними. Мой словарный запас довольно ограничен. Иногда хватало всего трёх.

На обратном пути при пересадке в Москве у нас были примерно сутки. Заселились в гостиницу и вышли погулять по ближайшему парку. Родители Янки посчитали, что с нами за короткую прогулку ничего не случится, и остались в номере отсыпаться. Шли мы как парень с девушкой, у которых есть отношения. Разумеется, я дорого бы дал, если бы со мной по московскому парку шла Марина. Янка щебетала о чём-то весеннем, шутила, что обычно ей не очень-то удавалось, задавала мне очевидные вопросы. В общем, внутри неё всё кричало только об одном – получаем класс «А»!

– Чего такой грустный? – тормошила меня Янка.

Наверное, это довольно неприятно – идти рядом не только с беспечным, но и унылым сурикатом. Но я не грустил. Если честно, я прямо сейчас начал сочинять Марине письмо. Пораньше. Смотрел на деревья в парке и описывал, какие они. Рассказывал о скамейках, урнах, плитке тротуарной. Всякой ерунде, одним словом. Это скучно идущей с тобой рядом девушке. Она понимает, что мысли о другой.

– Слушай, если не хочешь гулять, пойдём вернёмся, – в отчаянии сказала Янка.

Я очнулся, внимательно посмотрел на неё. Остролицая девочка, внешне приятная, в бордовой, стёганной ромбом куртке, короткой, подчёркивающей длинные ноги в облегающих итальянских джинсах. Грустная. Стало жалко её. Вот так на Новый год самую заветную мечту напишешь, сожжёшь и сожрёшь, она исполнится, ты счастлив, а никто, совсем никто не хочет разделить с тобой счастье. Потому что у тебя нет друзей. Так сложилось. Только родители, дедушки и бабушки, тётя, но это не то.

– Пойдём найдём кафешку и хорошенько отметим твой класс «А».

– Нет, ты же будешь сидеть рядом, как унылая рыба со дна океана.

Представил на месте Янки Марину и широко улыбнулся.

– Обещаю, что не буду.

Янка внимательно посмотрела на меня, выискивая подвох.

– Всё равно надо вернуться, я у мамы возьму денег, – с некоторым сомнением сказала она.

– У меня всё с собой на карте, – сказал я. – Пир за мой счёт. Если бы не ты, Янка, мы бы до сих пор были вторые по городу. – И добавил привычно: – Понимаешь?

Оставшееся время, до тех пор пока родители Янки окончательно нас не потеряли, мы пили кофе, ели имбирное печенье. Ещё я рассказывал наизусть стихи. Когда-нибудь мне это пригодится. Разумеется, не сейчас. Мы с Янкой всё-таки разные смыслы в них вкладывали. Думаю, что разные.

Из Москвы вылетаешь утром, а прилетаешь ближе к вечеру. Складываются время полёта и разница в часовых поясах. В зале получения багажа, ожидая, пока появится наш, стояли с Янкой рядом.

– Ещё раз спасибо, – сказала она. – И за выступления, и за кафешку, и вообще.

– Пожалуйста, – сказал я, слегка растаяв от похвалы. – У меня день рождения в мае, отмечаем двадцать пятого. Приходи.