То самое копье - [57]

Шева хотела улыбнуться, настолько забавной показалась ей его просьба, но передумала и лишь покачала головой:

— Нет. Дважды нет. Ты не можешь отправиться в мое время, так как оно является для тебя будущим. Будущее, в отличие от прошлого, существует в виде абсолютного настоящего. — Тут Шева поняла, что ляпнула глупость, но решила не исправляться, чтобы не запутаться еще сильнее. — При перемещениях время может крутиться лишь в одну сторону — назад. Тебя я могу отправить в эпоху короля Ричарда, его — в Древний Рим, Цезаря — к воинственным ассирийцам, Сарданапала — в каменный век, ну а безвестного дикаря — лишь к динозаврам! Еще можно вернуться в точку, откуда начал перемещение, — в изначальное настоящее. Но никому не дано прыгнуть вперед. Теперь насчет меня. К сожалению, я отправляюсь в иное относительное настоящее, более далекое, чем это. У меня новое задание, и, лишь выполнив его, я смогу вернуться домой.

— Тогда возьми меня с собой! Если все это, конечно, не глупый розыгрыш.

Увы, все это было не розыгрышем, хотя насчет глупости Пауль был совершенно прав — умной затею Шевы назвать было нельзя. Девушка задумчиво потерла ладонью щеку.

— Не думаю, что это удачная мысль. Отражение, куда я направляюсь, как бы это сказать… довольно опасно. Насколько я знаю историю, тебе лучше выбрать Германию середины предыдущего столетия. Там нет крупных войн, люди живут тихо и мирно в свое удовольствие.

Пауль энергично помотал головой:

— Нет! Подумай сама, что буду делать я один в чужом мне мире?

— Дело в том, что вряд ли я задержусь там надолго. Я поймаю человека, за которым охочусь, и вернусь домой. Ты же будешь вынужден остаться в том Отражении или перебраться в другое, по времени более близкое к этому.

— Хорошо, пусть будет так. Но можно пока я буду с тобой?

Шева задумалась. Подобный вариант не входил в ее планы, но, с другой стороны, она не исключала его вероятность. Было в юном Пауле нечто такое, что влекло Шеву. Кроме того, она прекрасно понимала, что должен чувствовать человек, вдруг очутившись в совершенно незнакомом ему мире. Она испытала похожее чувство во время своего первого путешествия в чужое Отражение, и не сказать, чтобы это было приятным воспоминанием. В Шеве вдруг проснулось то, что древние именовали милосердием. Ей стало жаль юношу, и она решила исполнить его просьбу, прекрасно при этом понимая, что совершает глупость.

— Что ж, если ты так хочешь, давай попробуем. — Шева взглянула на Пауля и, увидев, как загорелись его глаза, счастливо улыбнулась. — Давай!

Оставалось двадцать минут до намеченного ею срока. Этого времени вполне хватило на то, чтобы объяснить Паулю место и время путешествия и как он должен себя вести, а заодно на всякий случай проверить его с помощью генетического сканера. Как и предполагала Шева, Пауль был тем, за кого себя выдавал. Когда же часовая стрелка остановилась напротив цифры двенадцать, Шева и Пауль взялись за руки и растаяли в золотистом нимбе от телепортатора, изобретенного Арктуром.

3

Омерзительная зеленая муха нарушала покой Господина счастливых обстоятельств. Она кружила и кружила под сводом шатра, мерным жужжанием отвлекая Тимура от дум. Впрочем, не Тимура — Тимурленга!

Отец назвал его Тимуром — имя гордое и красивое. Но много лет спустя избравшая неверный путь стрела пронзила ему ногу. Со стрелой пришли хромота и прозвище, данное врагами. Они прозвали властителя Мавераннахра Хромым Тимуром, и это было скорее не оскорблением, а знаком уважения, ибо увечьем, полученным в честном бою, воин вправе гордиться. К тому же вдвойне славен тот, кто даже с увечьем побеждает своих не отмеченных ранами врагов! Прозвище пришлось по душе Тимуру, и с тех пор он, оставаясь наедине с собой, неизменно именовал себя Тимурленгом, словно желая подчеркнуть тем самым свое отличие от всех прочих Тимуров, которых в ту эпоху было немало, но ни один из которых не мог равняться с Железным Хромцом[24].

Муха продолжала назойливо жужжать. В самом факте ее существования также не было ничего необычного — летом в Сивасе полным-полно мух, но отчего-то мелкая тварь раздражала Тимурленга. Быть может, потому, что за последние годы он привык, что никто не смеет нарушать его покой. Никто и ничто — ни люди, ни животные, ни даже птицы, ибо все живое смертно, а значит, подвластно железной руке Тимурленга.

Тимурленг обернулся к стоявшему за его спиной рабу, имени которого он не помнил, и выразительным взглядом указал на беспокоящее его насекомое. Раб понял повелителя без слов. Низко поклонившись, он, словно кошка, прыгнул вперед, ловким ударом опахала сбив и тут же размазав по полу мерзкую тварь. Тимурленг удовлетворенно кивнул. Все правильно. Ничто не должно мешать Господину счастливых обстоятельств предаваться раздумьям. Сегодня Тимурленг принадлежит самому себе. Завтра придет день решающей битвы, и он сядет на коня и будет отдавать приказы полкам, не нуждающимся в приказах, ибо войско его обучено сражаться до последней капли крови. Ни у кого нет и ни у кого уже не будет такого войска. Канули в Лету времена Потрясателя вселенной Темучина, рожденного с луком в руке. Лишь тогда каждый темник, тысячник, сотник, десятник и воин знали свою задачу. Темник имел приказ, отданный его тумену, тысячник следил за каждым движением руки темника, сотник внимал голосу своего тысячника, десятник следил за конем сотника, а простой воин не должен был отстать от своего десятника. И если ошибался один, казнили десяток. Если отставал один, карали сотню. Если бежал один, горе всей тысяче. Если же предавал один, кара постигала весь тумен. Так заповедал Темучин, и это было верно, ибо лишь войско, спаянное страхом позора и смерти, способно одержать победу.