То, что скрыто - [34]

– Все будет нормально, – утешает его Джонатан. – Давай-ка пока проверим, все ли мы взяли.

– Не хочу! – отвечает Джошуа. В его голосе слышится тревога.

– Давай, приятель, осмотрим твой рюкзак. Вдруг мало фломастеров захватили?

Джонатан и Джошуа вместе перебирают все канцелярские принадлежности, убеждаясь, что для школы у сынишки есть все необходимое. Клэр улыбается, глядя на них. Отец и сын склонили головы над рюкзаком. Когда они заканчивают проверку, звенит звонок. Теперь перед зданием остаются лишь несколько учеников.

– Слушай, Джош, – говорит Клэр. – Видишь? Все остальные ребята уже разошлись по классам. Опаздывать в первый же день некрасиво. По-моему, ты уже готов.

Они втроем идут к парадному входу. Джошуа плетется нога за ногу. Когда они останавливаются перед классом миссис Лавлейс, Джошуа заглядывает внутрь и опасливо следит за радостными, шумными одноклассниками. Двадцать малышей начинают первый школьный день. Он поднимает голову на родителей; губы его испуганно кривятся.

– Ну, я пошел, – говорит он и смотрит на родителей глазами старичка. – Пока… увидимся после уроков.

Его голос пронизан грустью; у Клэр разрывается сердце. Она крепко обнимает сына. Взяв у Джонатана свой тяжеленный рюкзак, Джошуа осторожно, бочком заходит в класс. Похоже, он заранее ждет всяких неприятностей. Клэр кусает губы, стараясь удержаться от слез. Почему для Джошуа все должно быть так тяжело?

Клэр берет Джонатана под руку; они вместе смотрят на сына. Миссис Лавлейс здоровается с Джошуа и ведет его к парте и шкафчику.

– Вы только посмотрите на него! – шепчет Клэр.

– Да, вы только посмотрите! – соглашается Джонатан.

Они вдвоем стоят на пороге класса. Наконец миссис Лавлейс оборачивается к ним, поднимает вверх оба больших пальца и кивает, вежливо выпроваживая озабоченных родителей. Они идут к машине; Клэр несколько раз оборачивается, как будто ждет, что Джошуа выбежит следом и попросит не оставлять его. Она понимает, что должна радоваться за сынишку, и все же ей немного грустно. Джошуа уже больше никогда не будет нуждаться в ней так, как раньше. В его жизни появятся другие люди – учителя, друзья. И это хорошо, внушает себе Клэр. Надо радоваться, что утро прошло так гладко, что Джошуа сам вошел в класс, не устроив истерику. И все же на душе у нее скребут кошки. Да, она испытывает облегчение, но вовсе не радость.

– Он справится, – говорит Джонатан, хлопая жену по руке.

– Знаю, – с трудом отвечает Клэр, глядя на себя в окошко пассажирского сиденья. – Просто не верится, что он уже пошел в школу. Во-первых, мне вообще не верилось, что такой день настанет, а во-вторых, я не думала, что все пройдет так гладко. Наверное, я сама себя завожу. Не надо так психовать.

– Поедем куда-нибудь позавтракаем, – неожиданно предлагает Джонатан.

– Нет, что ты! – возражает Клэр. – Мне нужно открыть магазин, я и так опаздываю. – Она смотрит на часы. Восемь пятьдесят. До открытия десять минут.

– Тогда поехали домой, – многозначительно шепчет он, кладя руку ей на колени.

– Джонатан! – Клэр смеется, отталкивает его руку. – У меня нет времени!

– Перестань! Часто ли дом бывает целиком в нашем распоряжении? – спрашивает он. Его ладонь возвращается к ней на колени.

– Правда?

Порыв Джонатана неподдельно изумляет Клэр.

– Да, правда, – говорит он, проводя ладонью по ее спине снизу вверх.

Клэр нежно целует мужа в свежевыбритый подбородок, потом целует в губы. Ее охватывает сладкая тоска.

– Прошу тебя, – шепчет она ему на ухо, – отвези меня домой!

Бринн

Когда я, наконец, добираюсь до колледжа, я сразу вижу Мисси. Она стоит у кофейного автомата с группой девочек. Мисси смотрит сквозь меня. Я окликаю ее, она здоровается, но тут же отворачивается и возобновляет разговор с другими девочками. Как будто меня не существует.

Наверное, тот парень вчера рассказал ей про меня. И про Эллисон.

Значит, и здесь все будет так же, как в Линден-Фоллс.

Сначала мне казалось: самое плохое – что Эллисон больше нет дома. Без нее сразу стало так пусто, так тихо. В первые дни после того, как Эллисон увезли, я поступала неправильно. Шла к ней в комнату, ложилась на ее постель, укрывалась ее одеялом, прижималась лицом к ее подушке и вдыхала ее аромат. Кубки и призы Эллисон тогда немного запылились, но еще поблескивали, напоминая о ее разбитой жизни.

Как-то раз, когда я сидела на кровати сестры и перебирала ее наградные ленточки, в комнату заглянул отец. На секунду мне показалось, что сейчас он войдет и сядет рядом со мной. Как я хотела, чтобы он обнял меня и пообещал: «Все будет хорошо», чтобы он взял меня за руку и расспросил о той ночи, когда Эллисон рожала. Мне хотелось признаться, что я была с ней, вытирала ей потный лоб, уговаривала тужиться, а потом приняла ее новорожденную девочку. Но по приказу Эллисон я сказала и родителям, и полицейским, что сидела у себя в комнате, у меня был включен ай-под и потому ничего не слышала. Мне хотелось о многом поговорить с папой, но он стоял в дверях и смотрел на меня с выражением глубокого разочарования. Тогда я поняла: что никогда, никогда не буду такой, какой родители хотят меня видеть. На следующий день, попытавшись войти в комнату сестры, я натолкнулась на запертую дверь. Мама с папой не сочли меня достойной даже находиться среди вещей сестры.