То, что бросается в глаза - [39]

Мне не хватает ее, мама. Кроме нее, у меня не осталось никого живого. Мы спасали друг друга. Он повторяет ей, что она далеко. Что она теперь в Америке. Потому что здесь актрисам трудно. Какой бы ты ни была. Даже божественной. Даже имей ты тело для художника. Для Боттичелли, который тебе нравился на той почтовой марке. Даже если ты будишь первобытное желание в мужчинах; во всех мужчинах. И теперь, когда от холода цепенеет его рука, он сообщает ей, что уезжает, что продал дом. Что оставил работу у ПП на прошлой неделе, потому что в понедельник улетает. Самолетом из Парижа, из аэропорта Шарль де Голль. Но все будет хорошо. Сам он в этом не вполне уверен. Ему говорили, что есть таблетки, чтобы не бояться упасть, не бояться быть бескрылым, не бояться бесконечности. В первый раз он полетит самолетом. Он попросил место у иллюминатора. Так он увидит их на птичьей вишне, Нойю и отца. Они помашут друг другу. Пошлют воздушные поцелуи. И снова будут одной семьей. Где же теперь душа его матери, на дереве ли? Он думает, что да. Думает, что мы всегда возвращаемся туда, где согрешили. Он тихонько выпускает ледяную руку. Первое прощание. Он улыбается. Я знаю, что Америка большая, огромная, четырнадцать Франций, я читал. Но я ее найду.

Он полагает, что она в Нью-Йорке или в Лос-Анджелесе. Ведь не делают карьеру, сидя сиднем в Катузе (штат Оклахома). Он разыскал в Интернете адрес ее агента, Скотта Ламберта. У него есть даже его телефон: [phone]. Я ее найду, потому что люблю ее, мама. С ней, только с ней он хочет теперь быть. Завести маленькую девочку и спаниеля, ходить на рыбалку, а потом вернуться в школу или осуществить еще какую-нибудь мечту на двоих. На троих; с маленькой девочкой. Без нее ему нехорошо. С тех пор как она в Америке, у него возобновились боли в животе; знаешь, как было, когда папа от нас ушел; у меня прыщи воспаляются, нехорошо мне сейчас. И сплю я плохо. Он думает о том, что порой мы причиняем зло, сами того не желая. Теперь он знает, что любовью можно убить. Это страшно. Его первые слова убийцы. Всплывает строчка Фоллена. В лукавые часы деревни, реки, долы теряют смысл, / Птица, лист на ветке трепещут жить[90]. Он давно догадался, что в ней говорится о страхе и утрате. Что в ней говорится о нем; обо всей его жизни, в равновесии. Я знаю, что она не Жанин, мама. Он ей объяснит, когда они встретятся. Расскажет ей все, и она поймет; он в этом уверен. Он выучил наизусть фразы на английском. Я механик, есть у вас работа? I’m a mechanician, do you have a job for me? И еще одну: You resemble someone I prodigiously, prodigiously loved. Вы похожи на ту, кого я безгранично любил. Безгранично. Ему нравится это слово. Он находит в нем что-то божественное. Я так хочу вернуть любовь. Он объяснит ей. Все ей расскажет. Как они встретились, как жили, как делали покупки в Экомаркете, как фильтровали кофе через туалетную бумагу. Я расскажу, как мы в первый раз смеялись вместе из-за порнодиска – единственный, кстати, раз, когда он ей солгал, сказав, что диск не его. Я расскажу ей про «Барона на дереве», про «Лето 42‑го», как я повел ее в парикмахерскую, чтобы прогнать ее призраков, как она была Элизабет Тейлор для тебя и Сирано де Бержераком для меня, как она научила меня говорить тебе «люблю», хоть это и трудно, хоть в слезах порой тают слова, растворяются целые слоги; я расскажу ей, как она была счастлива со мной, а я с ней, как мы любили одни и те же вещи в одно и то же время, и как мы взлетели, когда занимались любовью; мы взлетели, как птицы, мама; и она поймет. А ты – ты летала с папой? Да, она поймет. Он даже говорит ей это на английском. She will understand. И все вернется в колею. А иначе я умру, мама, я умру. Так жить нельзя. Она потеряла дочь. Она теряет сына. Я знаю, она не захочет, чтобы я называл ее Жанин, но это ничего. Я буду звать ее Скарлетт, если ей так больше нравится. Она потеряла их обоих. Все кончено. Аппарат уже не издает ни звука. Да. Я буду звать ее Скарлетт, если ей так больше нравится.

Скарлетт

Скарлетт Йоханссон сидела на заднем сиденье.

Она обсуждала по телефону со Скоттом Ламбертом, своим агентом, возможность сыграть роль Мэрилин Монро в байопике, который француз Кристоф Рюджиа готовился снимать об Иве Монтане.

Машина уже несколько минут стояла на мойке Crown Car Wash, на Вест Пико бульваре (Голливуд).

Водитель заправлялся.

Вдруг ее внимание привлекла маленькая девочка с кожей цвета карамели и золотистыми, круто вьющимися, как пружинки, волосами. Она весело прыгала по лужам и хохотала, глядя на насквозь промокшего молодого парня, который разматывал шланг, сидя на детском велосипеде.

У парня были очень красивые глаза, и он походил на Райана Гослинга. Только лучше.

Она вышла из машины, и механик ее заметил. Он посмотрел на нее долгим взглядом, улыбнулся; то было что-то очень нежное.

Потом он отвернул голову, отвернулся от нее весь, оставил совершенное тело и удалился, скрывшись за мойкой, словно поглощенный волной.

Благодарности

Безграничные – Карине Осин и Клер Сильв. Вы мои крылья и мой попутный ветер.