То был мой театр - [37]
Кузькин умён и независим в меру. Рассчитывает не только на руки и голову свою, но и на новые времена. А Дуня - боится. В том актёрский контрапункт первой сцены. А тут ещё (у Можаева этого нет) голодный Домовой вылазит из-под печки (артист Р. Джабраилов). Натуральный домовой - при длинном хвосте с кисточкой на конце и с противным таким, скрипуче-визгливым голосом. "Что, гад-Федька, - вопрошает он, - опять меня не кормишь?!" "Цыц" - одёргивает его Дуня - Славина и - крёстным знаменьем Домового, крёстным знаменьем! Кузькин тоже руками замахал и крепкое словцо отпустил. Домовой ныряет в подпол, кто-то из ребят захлопывает дверцу, так что снаружи остается лишь копчик зажатого хвоста, и над залом усиленный микрофонами несётся истошно-мартовский кошачий вопль: "Мя-я-а-а-а..." Зал смеётся. Но невесёлый этот смех...
По другую сторону сцены совещается районное начальство (артисты Петров, Колокольников, Антипов, естественно). Решают, что делать с Кузькиным. "Обломаем рога-то враз и навсегда"... "А у меня и рогов-то нету, - думает Фомич. - Всё уже обломано... Поскольку я комолый, мне и бояться нечего". И действует соответственно.
Не отпустить Кузькина из колхоза, а исключить, выгнать его показательно решили Мотяков и К°. Не вышло но закону - повернём иначе, выживем Живого, чтобы сам от полнейшей бескормицы сбежал. Придумал, к примеру, Кузькин себе приработок: стал выкашивать заросшие тальником делянки, выделенные колхозникам под покос. Гузёнков тут как тут. И накрылась косьба! Приусадебный кузькинский участок Воронок велел распахать аж под самое крыльцо - Живой и тут сумел вывернуться. И всё же борьба неравная, туго Федьке.
Театр сумел показать это всё с такой беспощадной правдивостью, что диву даёшься! Не было ничего подобного на русской сцене ни до, ни после, хотя известны и другие классные спектакли по "деревенской прозе": "Три мешка сорной пшеницы" В.Тендрякова в БДТ у Г.А.Товстоногова, "Прощание с Матерой" по В.Распутину - в молодёжном Театре-студии В.Спесивцева, многократно помянутые выше, хоть и позже появившиеся "Деревянные кони" у Любимова...
"Живой" - спектакль страшный. Правдивости страшной и силы страшной. И при том - не безысходный. Скорее - лихой, лихой не от "лихо", а от лихости, местами - бесшабашно, загульно весёлый! Вот, к примеру, сцена, в которой Пашка Воронок с подручными приходит к Кузькину описывать хилое его имущество. Ружьишко, без которого не перезимовать, Кузькин предусмотрительно припрятал, козу продал. Единственное, что может забрать Воронок (его-то и играет Юра Смирнов), это старый, ещё довоенной поры велосипед. Две бабы (артистки М.Полицеймако и Т.Лукьянова) сопровождают Воронка. Им непередаваемо стыдно. Но -"надо", и они тоже бубнят "правильные" слова, выполняют возложенную на них позорную миссию.
Формально во главе комиссии - Настя Протасова, инспектор райфинотдела, "большеносая, стареющая дева по прозвищу Рябуха", этакая простецкая баба при исполнении. Это Настя (М. Полицеймако) и натыкается на неумело припрятанный Дуней кошелёк с выручкой за козу. И вопреки ожиданиям оцепеневшего Кузькина, отзывает Дуню в сторонку, отчитывает её: мол, не след хранить в тряпье облигации. И суёт в руки драгоценный для кузькннского семейства кошелёк.
"Ай да Настёнка, ай да Рябуха! Совесть какая! Гляди-ка ты..." - беззвучно кричит Фомич, и не только вера в правоту свою в нём крепнет - вера в людей, в советскую власть.
А воронки и мотяковы всех рангов - они-то и есть антисоветчики, способные опошлить любую идею, омертвить всё живое ради мелких, своекорыстных не целей даже - сиюминутных собственных выгод...
Вернёмся, впрочем, к спектаклю. Заканчивается сцена ареста кузькинского имущества. Воронок преисполнен собственной значимости: другого ничего нет - ласипед возьмём! Торжествует тупая вседозволенность - выводит из кузькинской каморки обшарпанный велосипед гордый делом своих рук Воронок. У артиста высоко поднята голова, "государственность" на лице, высвечены прожектором златые кудри. Смирнов не вскакивает на велосипед, не седлает его, а возносит себя на кожаное сиденье. И медленно, чуть вихляя, едет меж деревцами, распевая торжественную песнь.
Тихо покачиваются на сцене берёзы, качают головами-избушками: Господи, что же это творится? И но краям сцены опять возникает хор, в такт деревьям качаются головы в платках и ушанках...
Когда стало совсем уж невмоготу, решает Кузькин обратиться за помощью к властям, но не районным - тут правды не сыщешь, - а повыше, в обком, "на имя самого первого секретаря Лаврухина"... Чтобы не перехватили депешу расторопные гузёнковы-мотяковы, Кузькин, как сказано в повести, "пешком сходил на станцию Пугасово за сорок километров" и опустил конверт в почтовый ящик на вокзале - "здесь не догадаются проверить". На театре это сделано иначе.
Сидит возле стола с керосиновой лампой Золотухин - Кузькин, пишет. Пишет напряжённо, то шевеля губами, то проговаривая отдельные фразы вслух. Дописал письмо, перечитал, заклеил конверт. И вдруг вместо конверта в руках артиста оказывается смятый посередке кусок белой бумаги, каким, привязав за ниточку, с котёнком играют. Это странное письмо артист прилаживает к изогнутому пруту, начинает теребить прут между ладонями. И - будто белая бабочка полетела, не по прямой. И ты уже не видишь ни современной сценографии, ни лиц актёров, а видишь лишь эту бабочку-письмо, белую на темном фоне. У порога Кузькин пере даёт прутик одному из сыновей, тот бежит но сцене, вращая прутик, затем передаёт эту необычную эстафету братишке, тот следующему... Летит письмо-бабочка!
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Авторы обратились к личности экс-президента Ирака Саддама Хусейна не случайно. Подобно другому видному деятелю арабского мира — египетскому президенту Гамалю Абдель Насеру, он бросил вызов Соединенным Штатам. Но если Насер — это уже история, хотя и близкая, то Хусейн — неотъемлемая фигура современной политической истории, один из стратегов XX века. Перед читателем Саддам предстанет как человек, стремящийся к власти, находящийся на вершине власти и потерявший её. Вы узнаете о неизвестных и малоизвестных моментах его биографии, о методах руководства, характере, личной жизни.
Борис Савинков — российский политический деятель, революционер, террорист, один из руководителей «Боевой организации» партии эсеров. Участник Белого движения, писатель. В результате разработанной ОГПУ уникальной операции «Синдикат-2» был завлечен на территорию СССР и арестован. Настоящее издание содержит материалы уголовного дела по обвинению Б. Савинкова в совершении целого ряда тяжких преступлений против Советской власти. На суде Б. Савинков признал свою вину и поражение в борьбе против существующего строя.
18+. В некоторых эссе цикла — есть обсценная лексика.«Когда я — Андрей Ангелов, — учился в 6 «Б» классе, то к нам в школу пришла Лошадь» (с).
У меня ведь нет иллюзий, что мои слова и мой пройденный путь вдохновят кого-то. И всё же мне хочется рассказать о том, что было… Что не сбылось, то стало самостоятельной историей, напитанной фантазиями, желаниями, ожиданиями. Иногда такие истории важнее случившегося, ведь то, что случилось, уже никогда не изменится, а несбывшееся останется навсегда живым организмом в нематериальном мире. Несбывшееся живёт и в памяти, и в мечтах, и в каких-то иных сферах, коим нет определения.
Патрис Лумумба стоял у истоков конголезской независимости. Больше того — он превратился в символ этой неподдельной и неурезанной независимости. Не будем забывать и то обстоятельство, что мир уже привык к выдающимся политикам Запада. Новая же Африка только начала выдвигать незаурядных государственных деятелей. Лумумба в отличие от многих африканских лидеров, получивших воспитание и образование в столицах колониальных держав, жил, учился и сложился как руководитель национально-освободительного движения в родном Конго, вотчине Бельгии, наиболее меркантильной из меркантильных буржуазных стран Запада.
Результаты Франко-прусской войны 1870–1871 года стали триумфальными для Германии и дипломатической победой Отто фон Бисмарка. Но как удалось ему добиться этого? Мориц Буш – автор этих дневников – безотлучно находился при Бисмарке семь месяцев войны в качестве личного секретаря и врача и ежедневно, методично, скрупулезно фиксировал на бумаге все увиденное и услышанное, подробно описывал сражения – и частные разговоры, высказывания самого Бисмарка и его коллег, друзей и врагов. В дневниках, бесценных благодаря множеству биографических подробностей и мелких политических и бытовых реалий, Бисмарк оживает перед читателем не только как государственный деятель и политик, но и как яркая, интересная личность.