Тьма египетская - [13]

   — Не смей называть богом это нечистое животное! — глухо прорычал Аменемхет. — Это не фараон, а подлый захватчик, не благодатный правитель, а чума и проказа страны нашей!

Услышанное было столь невозможно и непонятно, что Мериптах просто окаменел. Всю свою жизнь из уст отца и его слуг он слышал только восхваления в адрес царя Авариса, и произносились они так, что нельзя было подумать, что произносятся они неискренне. Если бы у него спросили, как князь Бакенсети относится к фараону Апопу, он бы не задумываясь сказал, что князь всем сердцем любит фараона, любит даже больше, чем его, собственного сына. Замерев, мальчик ждал продолжения и объяснения, ибо они не могли не последовать после таких слов.

Верховный жрец молчал, но явно не раскаиваясь в сказанном.

«Может, мне всё только послышалось?» — зашевелилась маленькая, но спасительная мысль в голове у мальчика.

В этот момент из-за деревьев появился гигант с раздробленным носом, Са-Амон, быстрым шагом подошёл к креслу его святейшества и почтительно склонился к его уху, что-то шепча. На лице верховного жреца под бронзовой кожей напряглись железные желваки. Понизившимся тоном он произнёс:

   — Я опоздал.

Мальчик молчал, понимая, что, хотя это и говорится в его присутствии, обращено не к нему.

Аменемхет взял его руку своими сухими, как бы слюдяными пальцами и сказал замедленно-проникновенным тоном, внимательно глядя ему в глаза:

   — Тебе больше не дадут прийти сюда, Мериптах. Я сам приду к тебе. Ты поплывёшь со мною в Фивы, ты...

   — А Себек? Он живёт в реке.

Аменемхет успокаивающе усмехнулся:

   — Ты поплывёшь в ладье Амона-Ра. Не только крокодил, но и все другие боги склоняются перед ним и служат ему.

   — Его святейшество Птахотеп говорил, что все боги почитают правителем своим и создателем Птаха.

Верховный жрец вновь усмехнулся:

   — Когда мы отправимся с тобой в Фивы, у меня будет время объяснить тебе, что он ошибается. Он просто жрец своего бога и потому говорит так. Теперь иди, Мериптах.

Сопровождаемый Са-Амоном, обалдевший от внезапного наплыва событий и сведений, со смятением в сердце, мальчик прошёл сквозь краткий эдем сада и вновь оказался перед выжженной солнцем площадью. И обнаружил, что поток необычного ещё не прекратился. Он увидел перед собою, в десяти шагах от границы сада, шеренгу из двадцати примерно ливийских стражников. Они стояли в угрожающей позе, наклонив вперёд копья. Впереди строя возвышался сам главный визирь князя Бакенсети, в потном, запылённом одеянии. Огромные капли пота стекали по его одутловатому лицу, по плечам и падали неравномерным дождём в пыль. В руке он держал пехотный тесак, держал как человек, никогда не имевший дела с оружием. Но было понятно, что он готов кинуться в бой.

Такой высокий сановник, в таком необычном виде, в таком неожиданном месте и с такими дикими намерениями, это было так ошеломительно, что мальчик вдруг хихикнул от неожиданности.

Са-Ра, стоявший перед строем готовых к атаке ливийцев с успокаивающе поднятыми руками, сказал толстяку:

   — Вот он, его святейшество отпускает мальчика.

5

Два карлика стояли на табуретах, держа в руках большой медный блин, начищенный до зеркального блеска. Рядом располагалась карлица с неглубокой тарелкой в коротеньких ручках. Князь Бакенсети напряжённо рассматривал отражение своего лица на медной глади. Время от времени он обмакивал пальцы правой руки в тарелку и проводил ими по щеке, по переносице, по подбородку. Поворачивал голову вправо-влево, прищуривался, жевал губами.

За спиной у него стояли толстяк Тнефахт и главный лекарь. Вид у обоих был невесёлый. Они оба неплохо изучили своего повелителя и ожидали скорой и сильной грозы. И князь не обманул их ожиданий. Он вдруг со всего размаху ударил по тарелке, выбив её из лапок карлицы, отчего та, робко взвизгнув, отскочила. Каменная посудина, ударившись о мозаичный пол, раскололась. Бакенсети повернулся к советнику и лекарю, замедленно помахивая испачканной рукой:

   — Твоё средство не действует. Я такой же, как и месяц назад. Ничего не изменилось.

Нахт опустился на колени и быстро забормотал:

   — Я всё сделал как надо, повелитель. Всё, как написано в руководстве, не отступил ни на волос. Я собрал метёлки сочевичника и хелбы, я их высушил, обмолотил и отделил плоды от шелухи в рассветный час. Я растёр плоды и шелуху строго в равных частях и замесил тесто. Я выпарил воду, измельчил в порошок и снова замесил, я нагревал лепёшки на большой сковороде, постепенно увеличивая огонь, пока не выступило масло. Я собрал масло, очистил его тремя способами, осветлил его и слил в обсидиановый сосуд. Именно так и написано в присланном трактате.

   — Но тогда почему не пропали вот эти бурые пятна на лбу, почему морщины не разглаживаются?!

Нахт упал лбом в пол. Было понятно, что больше ему сказать нечего. Бакенсети обратил взгляд на толстяка. Тот заговорил так же быстро, как перед этим лекарь.

   — Уже посланы гонцы в Аварис к смотрителю царской библиотеки. Мне стало известно о том, что тамошними учёными мужами составлен новейший трактат «Как привлечь молодость в состарившееся тело». Мысль человеческая не создавала средства лучше, чем то снадобье, о котором там толкуется.