Титулы, мундиры, ордена в Российской империи - [16]

Практика награждения почетными фамилиями вызвала в обществе стремление давать печально-известным личностям аналогичные сатирические фамилии-прозвища. Так, когда за перестройку Зимнего дворца после пожара 1837 г. П. А. Клейнмихель в числе других наград получил графский титул, граф К. Ф. Толь предложил присвоить ему фамилию Клейнмихель-Дворецкий. Графа М. Н. Муравьева после участия его в подавлении польского восстания 1863 г. и управления Виленским генерал-губернаторством стали называть Муравьевым-Виленским (в отличие от брата Муравьева-Карсского и однофамильца Муравьева-Амурского), хотя официально он этого наименования не получал.

В демократических же кругах ему была дана кличка Муравьев-Вешатель. Наконец, когда С. Ю. Витте после заключения Портсмутского мира с Японией получил титул графа, его противники стали называть его графом Полусахалинским (поскольку половина о-ва Сахалин была уступлена Японии).

В XVIII и XIX вв. в дворянской среде сохранялось очень большое внимание к родственным, свойским (через брак) и кумовским (связи по обряду крещения) отношениям, в особенности же, конечно, к первым, что и получило отражение в исторических источниках и литературе. Это было обусловлено несколькими причинами. Прежде всего бытовыми традициями и догматами церкви. Обычно человек воспринимался не только с учетом его индивидуальных качеств, но и как принадлежащий к определенному роду и семье, доверие к которым распространялось и на их представителей (как говорили, "по отцу и сыну честь"). Хотя и было известно, что "в семье не без урода", существовала убежденность в передаче моральных качеств чуть ли не генетически. Убежденность эта основывалась (может быть, и не вполне справедливо) на очевидной общности внешних особенностей представителей отдельных родов. Так, отмечалось, что дети княгини М. А. Долгорукой "все до единого отличались породистой красотой. Красивые до того, что нельзя было бы себе представить кого-нибудь из Долгоруких с заурядным лицом". "Замечательно красивой" считалась и одна из ветвей рода князей Трубецких. Наоборот, род принцев Ольденбургских был известен своим уродством.

Под родом имелась в виду совокупность людей разных поколений, происходивших от одного предка. Счет велся по мужской линии, и родоначальником также являлся мужчина. В генетическом отношении с равными основаниями можно было бы вести родоисчисление от женского предка и по женской линии. Выбор мужской линии есть правовая условность. Личность родоначальника тоже условна, поскольку любой родоначальник имеет предков и начало рода может быть отодвинуто в глубь времен. Обычно родоначальником считается самый ранний предок, о котором сохранились известия. Чаще всего это предок, с именем которого связывались определенные заслуги перед отечеством, или тот, кто перешел на российскую службу "из чужих краев". Нередко представители одного и того же древнего рода имели разные фамилии, поскольку последние возникли позже начала родоисчисления. Потомки, находившиеся на равном удалении от общего предка, составляют одно родовое поколение. Уже в четвертом поколении родственники (праправнуки предка) слабо ощущали свое родство. Потомство братьев образовывало особые ветви рода. Потомки лиц, получивших дворянство, а тем более родовые титулы, образовывали особую линию рода (дворянскую, графскую и т. п.). В этом случае можно наблюдать ситуацию, когда, например, один из братьев - дворянин, а другой нет.

Осознание своей принадлежности к роду, чья история связана с историей отечества, чья общественная репутация ничем не запятнана и является общим достоянием рода, ответственность перед потомками за ее сохранение - все эти соображения и мотивы являлись источником и основой высокого развития чувства чести. Ясное представление о собственном родстве и внимание к чужому обычно считались несомненными достоинствами личности. Так, один из мемуаристов отмечал, что княгиня Д. П. Оболенская "любила службы, твердо помнила родню каждого и говорила охотнее всего по-русски".

Значение родственных отношений во многом определялось тем, что дворянские семьи в большинстве случаев были многочисленными (6-12 детей было нередким явлением), а это означало, что дворянская семья должна была в каждом поколении породниться с несколькими другими родами. При сравнительной немногочисленности дворянства родственные связи между родами уже через 3-4 поколения оказывались сложно переплетенными. Внимание к родственным связям побуждалось, в частности, и запрещением церковью браков между близкими родственниками. Браки разрешались лишь, грубо говоря, за пределами троюродного родства. Кроме того, должны были учитываться и брачные связи родственников брачующихся.

Другой важной причиной внимания к родству было его значение в осуществлении имущественных прав, особенно права наследования. Иногда за отсутствием близких родственников громадные состояния переходили к другим родам по женской линии. Так, в середине XIX в. в род графов Рибопьер перешло "огромное потемкинское наследство, что вполне давало возможность блеснуть самой широкой роскошью". Хотя в данном случае, по наблюдениям одного из современников (К. Ф. Головин), "роскоши, как чего-то совсем ненужного и даже неизящного, не чувствовалось вовсе". В 1888 г. майоратное имение светлейших князей Воронцовых по женской линии перешло к графу М. А. Шувалову вместе с титулом, гербом и фамилией. Когда в 1904 г. пресекся и род Воронцовых-Шуваловых, имущество его последнего представителя (400 тыс. руб. ежегодного дохода) перешло в род графов Воронцовых-Дашковых.