Титаны Возрождения - [9]

На примере Дюрера в этом можно убедиться в полной мере. И если лишь в некоторых сторонах творчества Грюневальда можно обнаружить влияние Италии, то и это весьма показательно. Грюневальда связывает с Италией нечто более значительное — «фаустовский дух», «дух нового времени». «Архаичен, слишком предан средневековым традициям мастер Матис? — ставит вопрос советский ученый А. Н. Немилов.— Нет, в его творчестве сказывается какая-то иная задача искусства, и беспокойная напряженность фигур. . . скорее сродни тем образам пророков и сибилл, которые спустя три-четыре года появятся на плафоне Сикстинской капеллы Ватикана, поражая изощренных итальянцев своей динамикой, выразительностью и колоссальной ,,смысловой нагрузкой"»." Это удачное сопоставление может быть усилено, если учесть, что через 22 года после создания плафона Микеланджело обращается к алтарной стене Сикстинской капеллы, которая становится грандиозным полем для изображения Страшного суда, насыщенного глубоким внутренним драматизмом. В этот поздний период его творчества в живописи, скульптуре и графике нарастает эмоциональная насыщенность и экзальтация образов. По сравнению с прежними работами Микеланджело эти его произведения составляют новый период его творчества. «И. быть может, — пишет В. Н. Лазарев, — нигде титанизм его натуры не сказался столь ярко, как в том факте, что ему самому его творения казались ничем по сравнению с новыми задачами, которые он перед собой ставил» ¹² (и которые, добавим, вырастали перед всем европейским искусством).

Это был новый этап Возрождения, но уже протекавшего в условиях контрреформации, феодально-католической реакции, захватнических войн, разорявших Италию и способствовавших ее покорению чужеземцами. Этот этап и принес с собой эмоциональную насыщен-

==29

Рис. 8. Микеланджело Буонарроти (1475—1564). Страшный суд.  Фреска.  1535-1541  гг.  Сикстинская  капелла собора св. Петра в Риме.

ность, экспрессию, драматизм, сменившие плавную уравновешенность, спокойную гармонию, могучую уверенность «Давида» и персонажей плафона Сикстинской капеллы. «Фаустовский дух» позднего Микеланджело прорывавшийся иногда и в рисунках Леонардо да Винчи, был сродни творчеству Грюневальда, которое протекало в условиях становления и гибели раннебуржуазной Германии, в условиях острых религиозных схваток, классовых битв. Дюрер олицетворяет собой классический этап Возрождения, период идеальной гармонии и красоты — эпоху Леонардо и раннего Микеланджело, Грюневальд—второй и последний

К оглавлению

==30

период Возрождения, период позднего Микеланджело, эпоху «Страшного суда».

Возрождение не было одноплановой, статичной, радужной эпохой воскресших богов, оно прошло через несколько этапов, на которых отложился отпечаток всех сторон исторического процесса: расцвета и падения экономики, усиления и распада республик и синьорий в Италии, первых проблесков буржуазных отношений и нового закрепощения крестьян, бунтов против старой вселенской церкви и образования новых протестантских консервативных порядков. Мысль философа и художника, продукция пера и кисти творческой личности не рождаются непосредственно из экономического базиса общества, но не могут и изолироваться от него, особенно если речь идет о крупнейших представителях своей эпохи, которые способны выразить ее суть, — о титанах Возрождения.¹³ Они жили в своей среде, питались ею, были ее частицей и, будучи творческими личностями, развивали и обогащали ее. Для раннего Леонардо такой средой была Флоренция, для Дюрера — Нюрнберг.

00.htm - glava05 Флоренция и Нюрнберг

Леонардо вырос во Флоренции — столице Возрождения. Дюрер — в Нюрнберге — центре немецкого гуманизма. Их творчество вышло далеко за пределы Флоренции и Нюрнберга, но все же Леонардо был флорентиец, а Дюрер — нюрнбержец. Их творчество имело общеевропейское звучание, что нисколько не умаляет роли города, в котором они питались первыми истоками новых идей, новых открытий в области искусства и науки. Здесь они выросли и стали художниками и учеными. Можно особо изучать Леонардо как художника, философа, ученого, изобретателя, Дюрера — как живописца, гравера, скульптора, архитектора, что и сделано в огромном потоке посвященных им исследований. Однако все это можно правильно понять, лишь обращаясь к совокупности всех сторон жизни: «История, — пишет итальянский историк Армандо Сапори, — не может быть только экономической, или политической, или литературной и т. д., но историей всего этого, вместе взятого».' Леонардо и Дюрер,

==31

Макьявелли и Лютер выросли в исторической обстановке родного города, действовали в конкретной исторической обстановке своей страны, были, каждый по-своему, концентрированным выражением этой обстановки, творцами и носителями ее идей и дел.

Для такой сложной эпохи, как Возрождение, особую важность приобретает мысль Энгельса о месте и роли базиса и различных моментов надстройки, определяющих формы культуры, философии, религии: «. . .согласно материалистическому пониманию истории в историческом процессе определяющим моментом в конечном счете является производство и воспроизводство действительной жизни. Ни я, ни Маркс большего никогда не утверждали. Если же кто-нибудь искажает это положение в том смысле, что экономический момент является будто