Титаник. Псалом в конце пути - [41]

— Ты не узнал нас, Джейсон?

Конечно, узнал… В них было что-то знакомое.

— Я адвокат Скотт. А это доктор Фоле. Его ты, кажется, последний раз видел… когда решался вопрос о твоем имуществе.

Ах да…

— Ты плохо выглядишь, мой мальчик. Надеюсь, доктор, вы его осмотрите?

Только бы он не стал меня вскрывать.

— Я беседовал с твоими приемными родителями. О случившемся. Но они и слышать не хотят о том, чтобы ты к ним вернулся. После той истории. С девушкой.

С какой еще девушкой?

— Кроме того, если помнишь, тебе придется возместить ущерб, нанесенный отцу девушки; после того как ты избил его, он оглох. Твои дядя и тетя опозорены. Зачем тебе понадобилось еще и бить его?

Этого я и сам не понимаю.

— По правде сказать, это ему следовало избить тебя.

А он так и сделал, если считать, что колбаса может вложить силу в свои удары.

— Гм-м… Я вижу, ты плохо себя чувствуешь, и не хочу бранить тебя. Тебе уже двадцать один год, Джейсон, ты больше не состоишь под опекой своих дяди и тети, да и под моей тоже. Однако мы с доктором Фолсом хотели бы помочь тебе. Ты совершил позорный поступок, но мы уважаем память твоего отца.

Как приятно.

— Мы попытаемся восстановить тебя в университете, Джейсон. Мы оба поручимся за тебя. Скажем, что тебя сбили с пути твои приятели. Кстати, их родители уже отправили своих отпрысков в море простыми матросами. Мы попытаемся вернуть тебя в университет. Правда, от твоего наследства осталось не так уж много, но можно индоссировать векселя и получить заем, тогда ты мог бы закончить образование. Ты меня слышишь? Отвечай же. Скажи хоть что-нибудь. Ты еще даже не поздоровался с нами. Доктор, я думаю, вам следует осмотреть его.

— Добрый день, — сказал Джейсон, когда доктор склонился над ним.

— Добрый день, — приветливо отозвался старый доктор. — Что с тобой?

— Я не хочу изучать медицину, — тихо сказал Джейсон.

— Прости?

— Я не хочу продолжать занятия.

Доктор и адвокат переглянулись.

— Не верю своим ушам, — сказал адвокат Скотт.

— Я понимаю, что вами движут лучшие побуждения, — не очень уверенно проговорил Джейсон. — Но из этого ничего не получится. Я все равно не выдержу. Мне не хочется возвращаться в университет.

В глазах у старого доктора застыло добродушное изумление. Потом доктор осмотрел Джейсона и выписал ему укрепляющее.

— Это уже какой-никакой, а выбор, — сказал он наконец.

— Ну, знаете ли, — заметил адвокат Скотт.

— Но это правда. Я уверен, что не хочу изучать медицину.

— Тогда нам здесь больше нечего делать. — Адвокат был разочарован.

— А чего тебе хотелось бы, мой друг? — спросил доктор.

— Пока что мне хочется только лежать здесь. Хочется, чтобы меня оставили в покое. С вашей стороны было бы очень любезно, если б вы оставили меня в покое.

— Хорошо-хорошо. — Доктор Фоллс встал. Адвокат Скотт быстро ушел, но доктор обернулся в дверях.

— Должен сказать, что ты совершенно не похож на своего отца, — сказал он.

И Джейсон улыбнулся, от счастья.

После этого Джейсон года два провел на лондонском дне. Он быстро растратил оставшиеся деньги, и его платежеспособность сильно уменьшилась. Вскоре ему пришлось жить в долг, чтобы миссис Буклингем ничего не заподозрила. Он заложил свои учебники и оставшиеся у него медицинские инструменты и приборы. Жить ему было решительно не на что, но и придумать какое-нибудь занятие по душе он тоже не мог. То, с чем он столкнулся на лондонском дне, почти не осталось в его памяти. После всего случившегося его окружало безмолвие. Мучившие его необъяснимые состояния души постепенно прошли, и приступов ярости у него тоже больше не было. Совершенно случайно он понял, как можно зарабатывать себе на жизнь; на эту мысль его натолкнуло одно событие, а все началось с того, что как-то зимним вечером его неожиданно навестил Манро. Манро отпустили на берег, и он зашел к старому другу. Джейсон искренне обрадовался ему, потому что, за исключением миссис Буклингем, разговаривать ему было не с кем.

У Манро все было в порядке, за время, проведенное в море, он окреп и остепенился. Он вытащил Джейсона в город, угостил хорошим обедом и не одной кружкой пива. Они поговорили о Хьюго — где-то он сейчас (они так никогда и не узнают, что сталось с их третьим товарищем). Потом Манро рассказал о своей морской жизни (Джейсон никогда больше не увидит его после того вечера).

И потому, что Манро на другой день снова уходил в море, и потому, что Джейсону уже больше года было не с кем поговорить, в нем что-то изменилось. Он вдруг стал другим. В тот вечер его словно прорвало и он все рассказал Манро, излил душу другу, который завтра уйдет в море и унесет с собой его историю. Джейсон начал неуверенно, но, разговорившись, стал свободно и откровенно рассказывать о своей жизни. Он поведал другу, что не знает самого себя, что он не тот, за кого его принимают, и что за всю свою взрослую жизнь он так и не понял, кто же он на самом деле.

Манро слушал и почти не задавал вопросов. Джейсон не был уверен, что друг понимает его. Но это было не важно.

В тот вечер словно что-то кончилось и сменилось чем-то другим. Поэтому все, что случилось потом, казалось Джейсону правильным. Они бродили по городу, пили еще, беседовали, хмель их был здоровым и бодрящим. Из одного заведения они прямиком направлялись в другое. Побывали они и в мюзик-холле, где от души смеялись над представлением.