Тит Беренику не любил - [62]

Дома Жан посвящает все время работе над секретной книгой, возвращается к юным затворницам Пор-Рояля. Постепенно осваивается в их кругу, слышит их разговоры. Описывает нравы, упования, печали. Подробно рисует портреты, охотно балансирует на грани хроники и романа. В сдержанно обличительном повествовании король выступает как гнетущая сила, вечно стремящаяся раздавить монастырь. Ни о своих наставниках, ни о годах учения Жан ничего не говорит, лишь о бедах, гонениях, тяготах, обрушившихся на монахинь, он опять на стороне несчастных женщин. Он пишет для Агнессы, за которую теперь не в силах заступиться, и — против короля. Пишет историю черной стороны его деяний одновременно с историей белой. И порицает короля с такой же страстью, с какой и превозносит. Две рукописи на его столе подобны двум враждующим зверям, и к каждому он чувствует почтение.

В один прекрасный день одна из дочерей, любимица, будто услышав тайный гимн, который он слагает в кабинете, вдруг просит разрешения поступить в Пор-Рояль. Сначала остается там недолго, потом подольше и объявляет, что готова принести монашеский обет. Жан счастлив. Но принимать послушниц монастырю запрещено, и вот он прилагает все усилия, пускает в ход все связи, чтоб отменить этот запрет, надеясь оживить обитель через дочь. Когда теперь он приезжает в Пор-Рояль, перед его глазами смыкаются два детства — начало и конец его жизни. Два лица в полутемной комнате свиданий: светлое, с сияющим взглядом — дочери и мрачное, но умиротворенное — тетушки. Расстояние между ними — как будто путь по небосводу какой-нибудь планеты или же созревание плода, вкусить который может только любовь к Богу, — единственная долговечная и не язвящая душу. Только такой любви желает он для своей дочери и всех ее сестер, вместо другой, которой он питал всех героинь своих трагедий, а те, как хищники, кидались на нее.

Бывает, на него найдет минутный страх, и он пытается отговорить свою девочку, но жена каждый раз возражает: она безмерно рада видеть, что ее собственное благочестие передается с кровью и ожило в их общем теле, ее и дочерей. А Жану представляется король, который не потерпит рядом с собою человека, чья дочь ушла туда, — только так, презрительно и с отвращением кривясь, он говорил об этом месте за обедами в Марли. И ему нравится, как замирает Жан, — пусть знает, какова цена за честь делить с ним трапезу. Но перевешивают доводы Катрин, Жан почти верит, что его потомство послужит лучше, чем он сам, спасению его души. Сыновья сохранят его имя, а дочери отмоют и очистят текущую в их жилах отцовскую кровь. Он вспомнил все, о чем рассказывал Амон, беседуя с ним в лазарете: только они, эти девы, кровоточат непорочно, как сам Иисус.

Однако все переговоры оказались безуспешны. Жан забирает дочь из Пор-Рояля. Он опечален этим вынужденным шагом, хоть и вздыхает с облегчением. А девочка верна призванию и с каждым днем все больше истощает себя покаянием и постом. Иссохшие от жажды губы потрескались, по коже расползлись, как мыши, иссиня-черные кровоподтеки. Жан в ее возрасте терпел разве что боль от разбитых коленок, поэтому, глядя на дочь, не может не гордиться. Но она тяжело заболела. Тогда без всяких колебаний он рассказал ей всю историю Жаклины, которую когда-то сам услышал лунной ночью. И под конец рассказа узнал в ее глазах тот гнев, который распирал его. Теперь она без возражений согласилась выйти замуж. Как и отец, она мечется в разные стороны.

«Лучше бы вам уничтожить ее, — шепчет король ему на ухо. — Мы оба так ее любили, но сегодня, в двух шагах от ада, не следует ли нам обоим от нее отречься?» И умолкает, не договорив. Издатель Жана, принимая его последние поправки, уточняет, действительно ли он намерен включить в первый том «Беренику»? Не лучше ли в новом издании просто-напросто обойтись без нее? Жан негодует и грозится поменять издательство. Чтобы вместить его жизнь, нужны — все говорит ему об этом — два совершенно разных, два отдельных тома. Порой, закрыв глаза, он представляет себе палестинскую царицу, переходящую в потемках из одного тома в другой и умоляющую не бросать ее. Она цепляется там, в пустоте, за руку Жана, а король, напротив, разжимает руку. Никогда больше Жан короля не увидит, не подойдет к нему, не ощутит аромат флердоранжа, не поймает на себе благоговейный взгляд лакеев.

Однажды утром его пронзила страшная боль в левом боку. Он не сказал о ней жене, признался только Никола. А тот ответил, что каждое его письмо читает со слезами. С тех пор Жан думает лишь о своей семье и о своем спасении, а в связи со спасением — об одном из зверей, притаившихся у него на столе, — о книге про монастырь в лощине. Он ее пишет из последних сил, двигаясь против течения времени, но держит это в тайне ото всех, и даже от Агнессы, чтобы король не смог отнять у него рукопись, тем более что слухи о его опале расходятся так же стремительно, как растет его опухоль. Во сне он видит, будто спрятался в какой-то роще, чтобы король его не видел, чтобы не мешать прогулке государя, затаиться, исчезнуть. Вдруг роща загорается, трещат деревья, листья корчатся в огне, как души грешников. И каждая струйка черного дыма — нить, которой он привязан к преисподней.